Изображение Особенности национальной охоты
Изображение Особенности национальной охоты

Особенности национальной охоты

Среди известных исторических лиц XIX века, любивших псовую и ястребиную охоту, мы встречаем имя Дениса Давыдова. Будущий гусар и поэт родился в Москве в старинной дворянской семье, получил домашнее образование. Его отец, полковник В.Д. Давыдов, владел поместьями в Московской и Орловской губерниях, славился широким хлебосольством.

Балы, пикники, псовая охота следовали один за другим.

В автобиографии Давыдов-младший отметил, что в тринадцатилетнем возрасте «сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаей гончих собак по мхам и болотам…».

В 1798 году Василий Денисович был отдан под суд за «недостатки» в полку, у него конфисковали имения, и вскоре он отправил сына в Петербург, где тот был зачислен эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк.

Получив офицерский чин, Денис Давыдов около пяти лет служил адъютантом у князя П.И. Багратиона, проявил отвагу и решительность в кампаниях против Наполеона в Пруссии, против шведов в Финляндии, против турок на Дунае.

В Отечественную войну 1812 года успешно командовал военным партизанским отрядом, с гусарским полком дошел до Парижа и вернулся на родину генерал-майором.

В апреле 1819 года герой женился на Софье Николаевне Чирковой, получившей в качестве приданого село Верхняя Маза Сызранского уезда Симбирской губернии. Управлял имением бурмистр, молодые супруги бывали там лишь наездами, выбираясь на верховые прогулки и охоту.

Глухое село и неоглядная степь Денису Васильевичу не нравились, и он купил село Приютово, в 70 верстах от Москвы, «в местах прелестных, с домом, садом и со всеми принадлежностями». В июне 1821 года он сообщал одному из друзей: «Встаю рано, пишу, роюсь в огороде, скачу по полям за зайцами, покоен и счастлив, более нежели ожидал когда-нибудь быть столько счастливым!»

Вскоре Давыдов решил перебраться поближе к Первопрестольной, в село Мышецкое, которое приобрел в 1822 году после продажи Приютова за 118  тысяч рублей.

«Я три месяца тому назад продал деревню, которая была в 70 верстах от Москвы, и купил подмосковную в 30 верстах, — писал он генералу П.Д. Киселеву. — Местоположение чудесное!

Натуральное озеро версты в три длины и в полторы ширины, рощи одна возле другой, оранжереи и все принадлежности к жилью. Живу припеваючи. Звуки палок и барабанов не слышу, гусиным шагом ходят у меня одни гуси, езжу на охоту, читаю, пишу, целуюсь с женою и нянчу ребенка, гляжу, как пашут, сеют, жнут, косят, и совершенно доволен моей судьбой».

В ноябре 1823 года состоялся Высочайший приказ, которым Давыдов «за болезнью был уволен со службы с мундиром». В Мышецком он устроил псарный двор с помещениями для борзых и гончих собак и людей, присматривающих за ними. При дворе имелись огороженные забором отдельные для борзых и гончих травяные выпуски для их прогулок.

Псовая охота на волков, лисиц и зайцев производилась верхом. Доезжачие направляли гончих на след зверя, которого собаки выгоняли из леса или оврага на открытое место, где поджидали его борзятники.

Стоявший ближе к бегущему зверю спускал своих борзых и преследовал собак и зверя галопом до тех пор, пока собаки не поймают. Тогда охотник соскакивал с лошади и моментально принимал зверя от собак. При этом зайца закалывали ножом в грудь и приторачивали к седлу за задние ноги.

Лисицу пришибали в голову кнутовищем арапника и, убедившись, что она более не жива (так как лисицы часто притворялись мертвыми), вторачивали ее в седло за шею.

Волка брали левой рукой за заднюю ногу, а правой втыкали нож в бок зверя; к седлу волка приторачивали редко, большей частью оставляли его до окончания охоты на месте. Когда желали взять волка живьем, его сострунивали, то есть сдавливали челюсти петлей веревки.

Изображение
 

Летом 1825 года Денис Васильевич известил графа Г.В. Орлова: «Брат мой Лев уведомляет меня, что Вашему сиятельству угодно иметь из стаи моей сучек гончих; я с радостью готов вам услужить этой малостью и ручаюсь за доброту собак. Это одна из отраслей агрономии, которой я исключительно занимаюсь и для усовершенствования которой не боюсь ни града, ни засухи».

В марте 1826 года Давыдов вновь определился на службу, дабы принять участие в боевых действиях против персов на Кавказе. Через полтора года, покинув Тифлис, заехал осмотреть верхнемазинское имение и отправился в Мышецкое, где находились жена и дети.

После схваток с горцами отдыхом для Дениса Васильевича стала псовая охота, на которую он не забывал приглашать друзей.

«Я недавно возвратился из Симбирска и еще не могу отдохнуть от проклятых дорог, изрытых губернаторами, — сообщал он Н.И. Похвистневу. — Ты так часто рыскаешь по большим дорогам, не можешь ли выполнить уже тригодное обещание? Приезжай в мое Мышецкое. Теперь осень; мы с тобой погуляем за зайцами и даже за медведями, коих около меня более, нежели зайцев.

Пожалуйста, брат любезный, хвати когда-нибудь: ведь только три часа езды. Очень одолжишь брата и друга Дениса».

Москву Давыдов посещал лишь изредка, больше времени проводил в Мышецком. Здесь отдавался он сельскому хозяйству и литературной работе, любимой охоте и воспитанию детей, которые уже начали подрастать.

«Я не на шутку затеял перебраться в провинцию, — делился Денис Васильевич своими планами с князем П.А. Вяземским летом 1828 года. — Зимой съезжу в Симбирскую и Оренбургскую губернии и проездом буду в Пензе, а на будущий год совсем перееду в симбирскую деревню».

Весной Давыдов с женой и детьми приехал в Верхнюю Мазу, предполагая обустроиться там основательно. Здешний одноэтажный с мезонином деревянный дом был невелик по сравнению с каменным двухэтажным «дворцом» в Москве, но довольно уютен.

Однако летом 1830 года в России свирепствовала холера, вынудившая Давыдовых покинуть симбирское имение и отправиться в Мышецкое. Отставной генерал предложил свои услуги в качестве надзирателя одного из санитарных участков Москвы, на которые был разбит город и окрестности.

Не успела еще миновать империю холера, как появилась новая невзгода: в ноябре началось восстание в Царстве Польском. Денис Васильевич уже имел шестерых детей, но без долгих размышлений решил участвовать в разгоравшейся войне.

Он обратился к бывшему соратнику по партизанской борьбе с Наполеоном графу А.И. Чернышеву, занимавшему пост военного министра, с пожеланием «служить в действующей армии». В марте 1831 года его назначили командовать отдельным отрядом из четырех кавалерийских полков, принявших участие в боях.

Изображение ФОТО ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА
ФОТО ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА 

В письмах домой Денис Васильевич признавался, что сильно скучает по детям.

«Поцелуй за меня Васиньку, а потом уже Кокошку (так величали домашние Николая. — Ю.К.) и прочих, — просил он жену. — Скажи Васиньке, что <…> я ему привезу пару пистолетов, если он будет хорошо учиться, и польскую саблю. Также и Кокошке скажи, что я ему привезу подарок, если он будет хорошо вести себя и хорошо учиться. Обоим им куплю маленьких лошадей, и будем вместе ездить».

В дворянских семьях мальчики с 10–12 лет должны были ездить верхом наравне со взрослыми; не хотел отступать от этого правила и Денис Васильевич. С определенной опасностью была связана охота на диких зверей, но и тут глава семейства не собирался излишне беречь сыновей.

Верховая езда и охота требовали физической закалки, а подобное качество диктовалось условиями жизни. Многих мальчиков в будущем ожидала военная служба, любой мужчина рисковал быть вызванным на дуэль.

***

Польская кампания оказалась последней в жизни Давыдова; осенью он прибыл в Москву, где застал всех домашних здоровыми и веселыми. А к лету Денис Васильевич с семейством перебрался на постоянное жительство в приволжские степи.

Старший сын Давыдовых позднее писал: «После кампании 1831 года отец мой, уже в чине генерал-лейтенанта, жил в своем имении Симбирской губернии Сызранского уезда, в селе Верхняя Маза, где стал горячо заниматься приведением в порядок всех своих боевых воспоминаний и псовой охотой. Там колыбель и могила почти всех последних прозаических и многих поэтических его произведений».

Южная часть Сызранского уезда издавна славилась своими местами для псовой охоты, и в обычае того времени редкий из помещиков не посвящал ей свой осенний досуг. Среди них были и небезызвестные братья Орловы, возведенные Екатериной II в графское достоинство и получившие обширную территорию 79 507 десятин земли с центром в с. Усолье Сызранского уезда.

Особой страстью к охоте отличался Алексей Григорьевич Орлов, генерал-аншеф и кавалер. С ним не раз «езжал» известный среди симбирских помещиков псовый охотник Н.М. Наумов, который содержал огромную псарню. По свидетельству современников, «у него всегда было борзых от 200–300 собак и гончих в напуску от 30 до 40 смычков».

Изображение ФОТО ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА
ФОТО ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА 

Но как бы не было хорошо на степном приволье, Давыдовы наметили с наступлением осени основным местом жительства сделать Первопрестольную. Десятого августа Денис Васильевич известил об этом Пушкина:

«Переселяюсь со всей семьей в Москву в сентябре, или, лучше сказать, жена едет со всем моим народишком, а я остаюсь еще в степях для рысканья за зайцами, лисицами и волками и не прежде буду в Москве, как в конце октября».

Денис Васильевич до отъезда успел устроить псарный двор и пруд на речке Мазке. Его русские гончие отличались выносливостью, неприхотливостью и отчаянной злостью, славились среди помещиков Сызранского уезда и за его пределами. Поэт сообщал одному из братьев Бестужевых, местному помещику, следующее:

«По отъезде моем отсюда, любезнейший Алексей Васильевич, я приказал на псарне моей выдать вам двух гончих да Александру Васильевичу Улицкому двух также, почему вы имеете все право за всеми четырьмя гончими прислать. Когда сучка, подаренная мне Петром Васильевичем, разпустует, то позвольте послать ее в Репьевку и повязать с лучшим кобелем той же породы, прикажите об этом, неравно вас дома не будет».

Давыдов с нетерпением ожидал первозимья: снег покрыл землю, легли пороши, степь испещрилась русачьими маликами, лисьими нарысками, волчьими следами. Наступила пора сходить и съезжать русаков. «По сие время я ездил на пороши, а теперь и пороша ни к чему не годится, — сетовал он своему приятелю князю А.Б. Голицыну в Саратов. — Вчера попробовал, но плохо: собака тонет, а заяц бежит поверху».

Другим письмом он извещал А.В. Бестужева: «Когда вздумаете посетить меня, дайте знать с вечера или поутру, оттого что я теперь ежедневно рыщу за зайцами и оттого боюсь, чтобы не заставить вас ждать меня несколько часов, что лишит меня несколькими же часами удовольствия быть с вами вместе».

Что еще почитать