Невероятный выстрел

Для проведения учета численности соболя и других пушных зверей ежегодно в тайгу забрасывались десятки полевых отрядов из охотоведов области, наиболее опытных охотников и сотрудников исследовательских учреждений. Каждый отряд доставлялся вертолетами строго в определенную точку и обычно в одно и то же время.

Креке Левый Ких­чик, к ее выходу из отрогов Срединного хребта на Западно-Камчатскую низменность, вертолет высадил нас в конце февраля. Погода выдалась прекрасная, как раз подходящая для проведения наших работ.

Дни стояли солнечные, ясные, по ночам выпадал легкий снежок, и нам не приходилось дважды повторять одни и те же маршруты, зачеркивая следы суточной (а то и большей) давности, чтобы не получить завышенных данных о численности зверьков. Первые же три-четыре маршрута дали нам хорошие показатели о плотности животных в угодьях с различными типами древесных насаждений.

Мой напарник занялся оценкой средней протяженности суточного хода соболя, а я закладывал радиальные маршруты с фиксацией всех следов в разные стороны от избушки. Дней через пять Анатолий начал жаловаться, что стал слабеть, плохо видеть, что ему необходимы витамины. А витамины для него — это свежая печень, и лучше всего дикого оленя, или, как он говорил, «на худой конец», снежного барана.

Пришлось податься в горы. Вывершил Кихчик и с перевала к верховьям реки Степановой заметил небольшой табунок снежных баранов. Звери были далеко. Охота по времени не получалась, да и тащить рюкзак с мясом обратно через перевал было не под силу. Ближе к закату решил возвращаться, хотя покидать горы не хотелось.

Вниз по готовой лыжне на сравнительно узких туристических лыжах катиться было легко. Уже в километре от избушки я буквально въехал в табунок оленей. Было совершенно непонятно, откуда они взялись: в начале маршрута я не видел ни единого оленьего следа. Видимо, я где-то «одушил» зверей, и они спустились в пойму реки.

Зa плечами был карабин «Барс», с очень точным боем, под весьма неплохой патрон, но в стволе и магазине оказались патроны с остроконечными оболочечными пулями для спортивной стрельбы. Зарядил карабин этими патронами в надежде встретить глухаря, чтобы не портить птицу стандартными, экспансивными пулями. Олени, отскочив от меня метров на семьдесят после «лобового» столкновения, остановились. В качестве цели я выбрал ближнего к себе сеголетка-годовичка, выцелил, как положено, «за локоток» и нажал на спуск.

Они бросились убегать. Где-то на заднем плане упала молодая самка-двухлетка, немного дальше по ходу табуна остановился бык. Лег. И перед самым лесом, куда уходили животные, рухнул тот сеголеток, в которого я целился.

Произошло что-то совершенно невероятное: пуля пробила трех зверей. Первый сеголеток получил смертельное ранение точно в сердце, но пуля пошла дальше, не затронув даже ребра. Далее она пробила быка между грудной клеткой и полостью кишечника и попала в шею самке. Не было бы соответствующего разрешения на добычу оленей с целью сбора коллекционного материала, я одним выстрелом совершил бы тройное браконьерство.

Никогда не мог даже подумать, что пятиграммовая пуля (правда, обладающая громадной начальной скоростью за 1000 метров в секунду) сможет натворить столько бед. Все дело в том, что она не коснулась твердых тканей скелета двух первых оленей. Впрочем, такая пробивная способность пули у этого патрона не случайность. Она пробивает даже шейку рельса из достаточно прочной стали толщиной около 10 миллиметров.

К полуночи, когда собирались укладываться спать, на чердаке избушки, где висели наши трофеи, кто-то начал шебаршить. Что-то упало перед порогом. Анатолий выглянул и стремглав бросился догонять вора. Оказалось, это соболь залез на крышу, перегрыз шпагат, на котором висела оленья печень, свалил ее и торопливо потащил к берегу реки.

Мой напарник не выдержал такого кощунства, отпугнул ночного похитителя и отнял у него добычу. Тот упрыгал за реку. Не успели мы даже обсудить, что случилось, а на крыше вновь послышалась возня. Открыли дверь и тут же заметили, как зверек спрыгнул на освещенную лампой площадку перед избушкой. Пришлось принимать меры. Достали из-под нар пару капканов и насторожили их прямо над висящей печенкой.

В те годы не было еще повального воровства в тайге, и охотники нередко оставляли в избушках даже капканы. Уже через десяток минут здоровенный кот заверещал, повиснув на короткой цепочке. Пришлось освобождать ящик от фотоаппаратуры и делать из него камеру «предварительного заключения» для нашего расхитителя. Заодно выдали воришке долю печенки. Заключенный быстро все съел, свернулся клубком и заснул. Лишь на рассвете начал возиться, пытаясь найти выход из «камеры».

— Пить хочет, — определил напарник, должно быть, по опыту.

Бросили узнику кусок снега — успокоился еще на пару часов. Позднее, когда встали сами, решили его выпустить. На его шерстке уже были видны следы весенней линьки. Сфотографировали на прощание и освободили. Соболь тут же забрался на чердак избушки и спрятался там в каком-то хламе. Пришлось срочно перевешивать припасы на середину длинного троса, протянутого в качестве бельевой веревки между избушкой и деревом.

— Здесь-то не достанет, — объявил Анатолий.

Следующий день оказался ненастным. Пошел легкий снег, и мы направились заниматься добытыми оленями. Все разделали и, применив вместо нарт запасные лыжи, перевезли мясо к избушке на вертолетную площадку. Часть оленины притащили к домику — неизвестно, сколько придется ждать вертолет, а радиосвязи тогда еще не было. Бывало, выполнишь работу за неделю, а выезда ждешь целый месяц, даже после обусловленного срока.

К вечеру управились с работами, вернулись домой. И тотчас убедились, что наши надежды на недосягаемость основного «витамина» для Анатолия не оправдались. Долго рассуждали, как умудрился соболь добраться до припасов, висящих на проволоке, отгрызть печенку, утащить ее и спрятать в снегу. Эквилибрист какой-то!

Целая дорога образовалась от перетаскивания по снегу приличного куска килограмма полтора весом. Похититель даже пытался замаскировать место ухоронки, а потом, как это и положено, пометил все вокруг и со спокойной совестью подался за речку.

Многие представляют, как охотники разделывают тушу добытого оленя: отдельно бёдра, таз, лопатки и две половины грудной клетки. Самые легкие куски весят обычно три-четыре килограмма, а самые тяжелые — семь-восемь. Сколько же энергии потратил соболек за ночь, чтобы перетащить все под берег к реке, зарыть каждый кусок отдельно в снег, да не в одном, а в разных местах!

А ведь кроме перетаскивания груза, надо было под каждый кусок выкопать приличную яму, уложить его, а затем снова зарыть. На месте были лишь те части туши, что обычно зовутся стегнами, но их наш герой просто не мог снять с сучка. Откуда у зверька, уже побывавшего в капкане, полное отсутствие страха и, главное, столько смекалки и энергии? Каждый кусок ему приходилось передвигать, дергая то за один край, то за другой, — кантовать. При этом груз за одно дерганье перемещался лишь на два-три сантиметра.

Мы с Анатолием снова и снова разыскивали соболиные ухоронки и лишали расхитителя его запасов. А он, бегая по лыжне, наткнулся на остатки оленьих туш на месте их разделки, прикормился там и даже поселился под кучей сложенных вместе кишечников и шкур. Лишь когда кто-нибудь из нас проходил мимо, он высовывался из норы, становился столбиком и даже приветствовал нас своеобразным «кыхканьем».

Пришел вертолет, и мы улетели домой. На память же остались снимки следов трудовой деятельности нашего соседа да «школа» — никогда не стрелять по оленям патроном, не предназначенным для этого зверя. Что хорошо для мишени и относительно мелкой дичи размером с зайца и глухаря, то непригодно для стрельбы по крупным животным, особенно если они находятся в плотной группе.