Сибирские глухари

Я находился на Ямале в оленеводческой бригаде совхоза «Ныдинский», которую возглавлял мой друг ненец Сейка Вэла. Я сутки дежурил с ним в стаде. За время нашего дежурства родился первый теленок. Мы были рады этому событию.

Стайки куропаток подлетали на свежие копанцы оленей, где находили для себя корм.

Используя упряжку оленей, я спокойно подъезжал к кормящимся птицам.

Это позволило мне добыть пять белых куропаток.

Наше суточное дежурство было окончено, и Сейка сказал мне:

— Езжай в чум. Я дождусь сменных пастухов.

До чума было около десяти километров. Я не спешил. Оленей не погонял. Они в сторону дома передвигались замедленной рысцой. Благодаря этому я без напряга мог обозревать окрестности. Неожиданно метрах в сорока от себя, справа, у основания ели я увидел подозрительный предмет.

Остановил оленей, достал из напуска малицы над тасмой половину восьмикратного бинокля (его для облегчения ненцы-оленеводы делят на две части). Прикрываясь оленем, навел инструмент на интересующий меня объект, и — о чудо! — им оказался глухарь. Видимо, олени не вызывали в нем чувства страха или опасности, и он продолжал спокойно сидеть.

Я достал из чехла винтовку и произвел прицельный выстрел. Глухарь слегка встрепенулся. Я ликовал и не верил своему счастью. Положил винтовку на место и пошел лицезреть свой неожиданный прекрасный трофей. Подойдя к елке, я взял глухаря в руки. Тяжелый!

Светлый клюв и белое пятно у основания крыла свидетельствовали о том, что это глухарь обыкновенный, не каменный. «Вот это настоящая царь-птица», — подумал я. Это был первый добытый мною глухарь.

НА ПЕСЧАНОМ БЕРЕГУ

На Ямале я находился в подзоне средней тайги. Мы плыли на лодке по реке Таз в направлении Красноселькупска. В лодке, кроме меня, находились моторист Николай, его помощник Сергей, главный бухгалтер Окружного управления сельского хозяйства.

Лодка следовала по серпантинам реки. На очередной кратковременной остановке Николай сказал:
— Скоро будем плыть у песчаного берега, там в это время всегда разгуливают глухари — старые и молодые, собирают мелкие камушки. Ты, Дмитрич, издалека не стреляй, они близко подпускают, особенно молодые. Стреляй только самцов.

Я буду лодку подводить медленно, сброшу обороты, а затем вообще выключу мотор. Садись поудобнее и ближе к носу лодки. Пару патронов держи в руке; может быть, придется быстро несколько раз стрелять. Если повезет, то на ужин будем глухарятину есть.

В нашем маленьком коллективе оживились. Виктор начал посмеиваться над моими охотничьими способностями, Николай пытался меня защитить:

— Да ты знаешь, как он с ходу медведя шарахнул? Я даже удивился, как он ловко стреляет.
—Так то медведь. Мишень-то вон какая огромная, а здесь глухарь, птица, — не отступал Виктор.
 — Он ведь не просто стрелял в медведя, а в определенное место, в основание уха, — продолжал защищать меня Николай. — Ничего, и в глухаря попадет. Птица не маленькая.

Под эти разговоры мы сели в лодку и продолжили путь. Я с нетерпением ожидал Белого Яра. Дослал в ствол патрон, взял в руку еще парочку. Все внимательно осматривали берега. На одном из поворотов я увидел высокий песчаный берег и вопросительно взглянул на Николая. Он кивнул головой.

Оставалось выяснить, разгуливают по берегу глухари или их еще нет. В бинокль я разглядел, копошащихся в песке птиц, которые почему-то показались мне небольшими. Да, это были молодые птицы — сеголетки. Лодка медленно плыла к берегу. Глухари не обращали на нас никакого внимания и спокойно продолжали заниматься своим делом. Теперь я их хорошо видел без бинокля. Оттянув затвор винтовки, я приготовился стрелять в крайнего петуха. Расстояние сокращалось.

Николай выключил мотор. Берег наплывал. Я выстрелил. Не глядя на результат, быстро перезарядил винтовку и, поймав на мушку ближайшего петуха, выстрелил повторно. Лодка уже ткнулась в берег, оставшиеся птицы поднялись на крыло.
 — Отлично! Два выстрела — два глухаря, что и требовалось доказать, — сказал Николай.

РЕКА ЮНАРИ

В центре Средней Сибири расположена Эвенкия — таежный край. Здесь, в средней подзоне тайги, на берегу реки Юнари, которая впадает в широко известную реку Таймуру, мы с коллегами Сергеем Аршавским и Юрием Макушевым построили от НИИСХ Крайнего Севера биологический стационар: жилой дом площадью 24 м2, баню, пекарню, две метеоплощадки, большой лабаз с домиком, несколько вариантов экспериментальной изгороди. Кроме того, с привлечением рабочих была огорожена необходимая площадь для осенних пастбищ, где содержалась группа северных оленей, за которыми мы вели плановые наблюдения.

Сентябрьским утром я вышел из дома побродить по тайге, надеясь добыть рябчиков или глухаря. На спине у меня был рюкзак — мой постоянный спутник в охотничьих походах, на плече висела мелкокалиберная винтовка ТОЗ.

Сергей с нашей лайкой Пальмой ушел на несколько дней в поселок Суринду, находящийся от стационара в тридцати пяти километрах, поэтому я был без собаки.

Побродив часа два, я не встретил дичи, хотя внимательно наблюдал окрестности, а подозрительные места осматривал в бинокль. Повстречалась мне стайка кукш, перепархивающих с ветки на ветку с низким пересвистом «куук-куук».

Я решил отдохнуть и сел на замшелую колодину. В чистом воздухе ощущался запах багульника, можжевельника и, как мне показалось, легкий смолистый аромат. Со склона сопки я стал внимательно рассматривать окрестности. Внизу протекал небольшой приток реки Юнари.

На противоположном склоне сопки были видны лиственницы, отдельно стоящие ели, немного выше зеленели невысокие кедры. Я сразу обратил внимание на стоящую справа крупную сосну. Бросался в глаза ее толстый сук, отходящий перпендикулярно к стволу. Я подумал: вот настоящий аэродром для посадки глухаря.

Рядом с собой я обнаружил куртинку брусники и с аппетитом поел вишневого цвета крупные ягоды. Благодать! «Однако надо мысленно вернуться к глухарю», — подумал я и посмотрел на золотистый приметный сук сосны, освещенный утренним солнцем. До него по прямой от меня было около пятидесяти метров.

«Почему бы глухарю не сесть на него? Если бы я был глухарем, то обязательно бы посидел на этом сучке, осмотрел бы все окрестности», — мечтал я. Повернув голову налево, я увидел, что вдоль склона в мою сторону летит глухарь. На всякий случай я взвел затвор винтовки и трижды мысленно помолился: «Дай Бог, чтобы глухарь сел на этот сучок». И произошло чудо.

Ничем другим это я объяснить не могу. Глухарь подлетел к сучку, ухватился за него лапами и попытался занять на нем устойчивое положение, но этого не произошло. Я выстрелил, и глухарь, не успев сложить крылья, рухнул вниз. Это был очень крупный экземпляр. Его мощный клюв цвета бивня мамонта напоминал мне клюв крупного орла.

Я почему-то не был рад своей добыче. Мне представлялось, что я рано сделал смертельный выстрел. Надо было дать глухарю хорошо обосноваться на сучке, полюбоваться окружающей природой. Но в тот момент я об этом не подумал, мгновенно сработал инстинкт охотника. Положив глухаря в рюкзак и водрузив винтовку на плечо, я направился в сторону стационара.

До моего пристанища оставалось идти еще два километра, когда неожиданно рядом взлетел глухарь-сеголеток. Вместо того чтобы улететь прочь, он сел метрах в пятнадцати от меня на вершину молодой лиственницы, которая под его тяжестью стала медленно раскачиваться, а он в таком положении пытался определить, кто его побеспокоил.

Я моментально привел винтовку в боевое положение, прицелился в крупную птицу и, когда она максимально отклонилась вправо, нажал курок. Выстрел был точным. Глухарь медленно свалился по ветвям лиственницы на мягкий ковер сфагнового мха. Все произошло неожиданно и мгновенно.

Я весьма был удивлен тем, с какой быстротой и легкостью мне достался такой ценный охотничий трофей. Может быть, это охотничий фарт?

А может, молодой глухарь впервые увидел человека и попытался определить, что ему необходимо предпринять в сложившихся обстоятельствах, но у него для этого не оказалось времени? Положив глухаря в рюкзак, я продолжил свой путь…

Около дома на чурбане сидел Юра и точил топор.

— Завтрак готов, — сказал он, — заждался тебя. Добыл что-нибудь?
— Двух.
— Рябчиков?
— Нет, глухарей.
— Давай посмотрим.

Я бережно достал из рюкзака птиц и положил их напротив Юры. Натюрморт выглядел великолепно.
— Сразу видно, что тайга — мать-кормилица. А один-то какой здоровый! — восхитился Юра. — Сейчас его взвешу.

Он сходил в дом, принес безмен, взвесил глухаря и сказал:

— Это, считай, глухарище: весит пять кило и восемьсот грамм. Отменный экземпляр. Видимо, долгожитель.

Сентябрьская погода неустойчивая: после нескольких солнечных дней, последние двое суток периодически моросил дождь. Из Суринды в бригаду на олене и двумя оленями с грузом ехал Михаил Петрович Гаюльский. По пути он заехал к нам на стационар. Ужинали по-северному, с огненной водой. Разговоров было много: про охоту, оленей, собак, жизнь. Легли спать поздно.

Рано утром я отправился на охоту. За плечами у меня был рюкзак, на плече тозовка, на поводке Пальма. Я направился в хорошо знакомом мне направлении, откуда почти всегда возвращался с добычей. Пройдя примерно полтора километра, я освободил Пальму от поводка, и она отправилась на поиски добычи.

Тайга была пронизана влажным воздухом. Терпко пахло опавшими листьями. Я двигался по сосняку с вкраплением лиственниц, берез. Внизу располагались куртинки светло-серых лишайников, ягодников. Я вслушивался в звуки тайги. Наконец до меня донесся ожидаемый голос лайки — отрывистый и ненастойчивый. Значит, Пальма обнаружила не зверя.

Если бы это была белка, соболь или росомаха, собака лаяла бы яростно. Я приближался к месту, где находилась моя помощница. Сердце билось учащенно, дыхание было отрывистым. Я старался осторожно ступать на таежный ковер и вглядывался в деревья, стоящие передо мной. Пальму я увидел издалека, а вскоре заметил на суку сосны сидящего глухаря.

Прислонившись к дереву, я разглядывал древнюю птицу. Она спокойно сидела на суку и внимательно, слегка опустив голову, смотрела на собаку. Прикрываясь деревьями, я начал осторожно приближаться к глухарю. Пальма временами подавала голос.

Теперь я думал о том, чтобы глухарь не улетел, и мысленно повторял: «Дай Бог, чтобы не улетел». Когда расстояние между мной и глухарем сократилось примерно до сорока метров, я выцелил птицу. Чтобы сделать уверенный выстрел, руку с винтовкой прислонил к лиственнице, затаил дыхание и плавно нажал на спусковой крючок.

Прозвучал хлопок выстрела, и вслед за этим я услышал удар пули о глухаря. Этот звук мне был хорошо знаком. «Есть! Попал!» — мелькнула мысль. Глухарь на какое-то мгновение задержался на суку, а затем рухнул вниз.

НА ГАЛЕЧНИКАХ

Виктор Иванович Дилюбчин ехал из оленеводческой бригады в Суринду и по пути завернул к нам на стационар. Он рассказал, как обстоят дела в бригаде, а в качестве гостинца передал нам заднюю ногу оленя.

Он поинтересовался, как у нас идет работа. Узнав, что мы иногда добываем глухарей, сообщил, что вниз по Юнари километрах в семи-восьми от стационара имеются песчаные места с очень мелкой галькой. В эту пору их охотно посещают выводки глухарей. Они подбирают там крупные песчинки и галечку. Это им необходимо, чтобы перетирать грубую растительную пищу.

— А когда их там можно увидеть? — поинтересовался я.
— Глухари там держатся по утрам, примерно до десяти-одиннадцати часов, — пояснил гость.

И я решил сходить к месту, которое указал Виктор Иванович. С вечера проверил снаряжение и положил в рюкзак сухарей и вяленой оленины.

Проснулся я перед рассветом. Быстро оделся, не стал умываться и завтракать, а водрузил на спину рюкзак, на плечо повесил тозовку и вышел из дома. Пальму решил с собой не брать, так как мне предстояло скрадывать весьма осторожных птиц.

Прошло больше двух часов, как я покинул стационар. Подумал: «Я шел со скоростью километра три, не больше. Значит, скоро должна появиться песчаная коса». Действительно, после очередного преодоления выступа берега я ее увидел.

Пройдя еще метров двести, я достал бинокль и внимательно осмотрел песчаную отмель. Птиц на ней не было. Возможно, еще рано, ведь большая часть песка находится еще в тени. Может, пока спокойно посидеть, пожевать мясо с сухариком? Нет, лучше продолжить путь по реке.

Через сорок минут после очередного поворота Юнари на песчаной отмели я увидел глухарей. Мое сердце заколотилось чаще, дыхание сделалось поверхностным, с менее короткими интервалами.

Я достал бинокль и стал внимательно рассматривать глухариную семейку. И сразу же увидел ее родоначальницу — глухарку, или, как их называют таежники, копалуху. Ее оперенье было буровато-серое с черным пестринками. Молодые самцы имели более темное оперенье с белым пятнышком у основания крыла. Птицы склевывали крупные песчинки и мельчайшую гальку.

Прикрываясь деревьями, кустарником, я начал скрадывать осторожных птиц, наметив место, откуда можно будет стрелять. Когда до него оставалось метров двадцать, я решил, что лучше их преодолеть по-пластунски. И это мне удалось. Оставалось лишь определить, в какую птицу стрелять.

Сначала я собирался выстрелить в глухаря, за которым находился еще один, рассчитывая единым выстрелом добыть двух птиц. Но вспомнил пословицу «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь» и выцелил молодого глухаря, отошедшего в сторону от собратьев метров на пятнадцать.

Раздался выстрел и хлопок, свидетельствующий о попадании пули в цель. Я моментально перезарядил винтовку и, поймав на мушку ближайшую птицу, выстрелил снова. Глухарь успел только расправить крылья. Первый бесшумно свалился на месте, второй, лежа на песке, два раза шевельнул крыльями. Оставшиеся глухари взлетели и скрылись из вида.

Я подобрал еще теплых, мягких птиц и, странно, не испытал восторга от добычи, словно все это было предопределено. На меня навалилась плотная тяжесть. Это была усталость, отягощенная напряжением последних минут охоты. Я опустился на близлежащую колодину. Достал пару сухарей и оленину.

Поедая таежный завтрак, вдыхал чистый воздух, осматривал многоликий пейзаж тайги. Запив перекус водой из Юнари, отправился в обратный путь и на первой песчаной косе вновь глухарей не обнаружил. Подумал: «Что Бог ни делает, все к лучшему»… К обеду я был на стационаре.