Подождать, пока окончательно рассветет? Но есть вероятность, что к тому времени все лисы уйдут с поля. Как всегда, выручил бинокль, с помощью которого я начал тщательно обследовать стерню. Продвигался на сотню шагов и поднесил к глазам бинокль. Наконец повезло: я первым увидел лисицу, идущую не спеша к лесу. Но опустил бинокль и перестал ее видеть – было еще слишком темно. Вновь поднес к глазам окуляры и понял, что на скрадывание зверя у меня имеется пара минут. Согнувшись в три погибели, я припустил наперерез зверю. Незамерзшая песчаная дорога скрадывала звуки шагов, я останавливался на секунду, находил в бинокль лисицу и вновь бежал вперед. Казалось, еще чуть-чуть и она в моих руках, но в последний момент лисица заподозрила неладное и прибавила ходу. Понимая, что не успеваю ее перехватить, я все же выстрелил. Лисица молнией залетела в лес, и я, найдя ее след, пошел по нему. Вскоре увидел несколько красных капелек – значит, зацепил. Но насколько сильно?
Снега в лесу было мало, да и под кронами деревьев еще стоял сумрак, поэтому шел очень медленно, отыскивая следы на белых лоскутах. Вскоре кровь исчезла. Видимо, дробинка лишь оцарапала кожу, но я почему-то продолжал упрямо продираться сквозь заросли. А вскоре оказался под кронами густо стоявших сосен, где снег и вовсе не достиг земли.
– Ну вот, убил самое лучшее время! – в сердцах произнес я вслух, чего раньше за собой не замечал, и побежал назад: авось застану еще мышкующих лисиц.
Запыхавшись от бега, я приостановился: пора бы уже увидеть и просветы меж деревьев. Может, неправильно взял направление? Идти следовало на восток. Я поднял голову – меж шумно раскачивающихся крон деревьев ветер гнал мрачные тучи, под стать моему настроению. В какой же стороне поле? Солнца нет, компаса тоже, лес незнакомый. Пойти назад своим следом? Но пока плутал по лесу, от робкого снега, легшего на талую землю, почти ничего не осталось. И занесла же меня нелегкая! За сто метров ничего не видно. То ли дело поля с заросшими логами, с редкими островками деревьев – милая сердцу лесостепь. Далеко видно кругом! Поднимешься на возвышенность и словно паришь над землей, взирая на деревни, лога, поля с лесополосами. А в солнечный февральский день посмотришь в бинокль – лисиц на полях, как гороху насыпано.
Я решил идти по прямой в надежде куда-либо выбраться. И действительно, вскоре вышел на просеку, по ней – на дорогу, наобум взял направление и через полчаса быстрой ходьбы услышал звонкое петушиное пение. Меж деревьев появились просветы; я вышел на поле и увидел крайние дома деревни, к которой с трех сторон подступал лес, с четвертой – поле. Куда же меня занесло?
Сзади послышался скрип телеги, и вскоре на дороге показалась справная лошадка, тянувшая груженную дровами телегу. Худой, в возрасте мужичок шел рядом.
– Что за деревня, дед? – спросил я после приветствия.
– Шемякино, – ответил тот, не останавливая лошади.
Шемякино! Партизанский край! Вот куда меня занесло!
– А Тарасовка где?
– Пройдешь улицей, – махнул он рукой в сторону домов, куда вела дорога, – а там и Тарасовка.
Интересно, а с какого же края деревни жил тот сапожник, что помог пленить коменданта полицейского гарнизона Неплоха? После чего партизаны и подпольщики без единого выстрела разоружили полицейский гарнизон в триста человек.
Я спрятал ружье в чехол и, утопая в песке, двинул к деревне. Идти было тяжело; я сошел на заросшую травой обочину и зашагал веселее, вспоминая рассказ о тех событиях партизанского разведчика Михаила Никитича Фабрицкого, невысокого худого старика, прихрамывающего на одну ногу, сохранившего, несмотря на возраст, твердый ум и цепкую память.
Немцы оккупировали Брасовский район, что на юго-востоке Брянщины, в начале октября 1941 года. В селах они создавали полицейские гарнизоны, куда насильно вербовали под угрозой расстрела раненых красноармейцев, не успевших уйти с отступавшими регулярными войсками, молодых парней и пятидесятилетних мужиков, не призванных в армию. Шли в полицию и добровольцы – судимые, обиженные Советской властью люди. Создали полицейский гарнизон и в Шемякино, и в Тарасовке, рядом расположенных деревнях. Помнится, Михаил Никитич рассказывал, упоминая то Тарасовку, то Шемякино, а я начинал путаться, переспрашивать: где же это было? Я-то привык, что в наших открытых местах от деревни до деревни расстояние в несколько километров.
Жительница Шемякино Мария Никитична Кулакова, в девичестве Машурова, видела, что многим бойцам служба в полиции в тягость. Вот бы переправить их к партизанам. Но как? Заговорила она об этом со своим двоюродным братом Алексеем Языниным. Тот отвечает:
– Век буду благодарен, если поможешь связаться с партизанами.
Договорились, что Язынин станет искать единомышленников среди полицейских, и вскоре к этому опасному делу подключились Афанасий Вдовенков, которого Мария знала по довоенной жизни, и Петр Теленков. Гарнизон – три сотни полицейских, как узнать, кто сам пошел в полицию, а кого загнали силой? Но даже если и силой, можно ли довериться человеку? Не доложит ли коменданту о предложении уйти в лес? Вдруг подумает, что его испытывают? А у коменданта разговор короткий – расстрел. Понятно, почему рисковали окруженцы , присягнувшие Родине и не хотевшие служить немцам. А вот почему Мария, у которой были дети, вступила в борьбу?
У живших в Шемякино супругов Никиты Алексеевича и Ольги Анисимовны Машуровых было восемь детей. Яков, кадровый военный, погиб в начале войны. Незадолго до ее начала старший политрук Я. Н. Машуров писал с пограничной заставы: « За последнее время произошли события, по которым чувствуется, что Германия вот-вот нападет на нашу Родину. Если придется воевать, то за меня, мои родные, не беспокойтесь. Я Родину и товарищей не подведу».
Алексей был призван на службу в сороковом году. Николай перед оккупацией ушел в партизаны. Бронь имел только Иван, работавший бригадиром в колхозе, а это второе лицо после председателя, но и он ушел на фронт. Воевал в партизанах и муж старшей сестры Елены Иван Путимцев. И разве могла Мария оставаться в стороне, когда ее родные вели борьбу с врагом?
Марии Никитичне, Язынину, Теленкову, Вдовенкову удалось найти среди полицейских желающих сражаться за Родину, в созданную подпольную группу вошло более тридцати человек. Пора было связываться с партизанами. Но как? Деревню без пропуска покидать нельзя. Перевязала Мария щеку теплым платком и пошла к старосте с просьбой о пропуске в Локоть – зубы, мол, лечить. Взяла пропуск, а сама в лес искать отряд «Большевик», в котором сражался ее брат Николай. Нашла. Провели Марию в штаб отряда, там она рассказала о созданной группе. Ее партизаны хорошо знали, ей доверяли, но можно ли верить остальным? И порешили: помогут полицаи разгромить партизанам полицейский гарнизон – примут их в отряд.
С приходом немцев предатель Каминский, работавший до войны на Локотском спиртзаводе, создал республику самоуправления, центром которой стал поселок Локоть. Гитлер считал ее праобразом будущего устройства России.
Партизанам требовалось знать, что происходит в Локте, и Мария не раз ходила на разведку. Ей стали помогать младшие сестры Ксения и Екатерина. Ксения вскоре и вовсе переехала в Локоть, где поселилась у своей свекрови.
Первая военная зима выдалась для партизан тяжелой: глубокий снег, морозы, нехватка продовольствия, постоянные бои с немцами и полицаями. Встала необходимость вскрытия продовольственных баз, которые готовились в лесах до прихода фашистов. Где они находятся, прекрасно знал Кузьма Степанович Литвинов, он сам их и закладывал, будучи председателем колхоза. В селе Хутор Холмецкий он договорился со знакомым мельником, чтобы смолоть зерно. Приехали на лошадях на мельницу ночью, но работа затянулась до рассвета. И тут увидели партизаны, что мельницу окружают враги. Кузьма Степанович приказал партизанам отступать к лесу, сам же, взяв пулемет и гранаты, стал прикрывать их отход. Немало он положил врагов, но и сам был ранен в обе ноги. Надежды на спасение не осталось. Последний патрон в пистолете он оставил для себя, но у обессиленного от потери крови партизана дрогнула рука.
По приказу немецкого офицера его за ноги привязали к лошади и волоком потащили в Локоть, до которого было без малого два десятка километров. Но на полпути, видя, что от потери крови и переохлаждения жизнь чуть теплится в теле партизана, немцы решили устроить показательную казнь. В поселке Коммуна Пчела согнали местное население, содрали с Кузьмы Степановича одежду, посадили на острый кол и стали обливать водой…
На месте казни был установлен полицейский пост, чтобы мертвое тело партизана служило устрашением для жителей. Но в одну из ночей партизаны под командованием
М.Н. Фабрицкого сумели снять тело своего товарища-героя и предали земле…
Однажды Ксения передала, что в первых числах мая немцы планируют нанести удар по отряду «Большевик», используя самолеты и танки. В боях должен был участвовать и полицейский гарнизон из Шемякино. И вновь пошла лесными тропами к партизанам Мария. В штабе решили, что нужно опередить противника и разгромить гарнизон.
Комендант Неплох шил себе новые сапоги у местного сапожника, жившего на краю деревни. Последний по договоренности с подпольщиками должен был сказать коменданту, что его обновка будет готова вечером 30 апреля. Зная пристрастие Неплоха к спиртному, подготовили выпивку. Как только стемнело, одна группа партизан перекрыла дорогу на Локоть, другая расположилась между Шемякино и Тарасовкой, а третья под руководством Фабрицкого пошла к сапожнику. Здесь и взяли подвыпившего коменданта. Потом с его помощью разоружили всех часовых, караульных в казарме. Обезоружили гарнизон сначала в Шемякино, затем в Тарасовке. На радостях партизаны устроили митинг на улице, на который собрались местные жители.
Командование партизанского отряда решило отправить сестер-разведчиц с родителями и детьми на Большую землю. Мария вначале согласилась, но по дороге к партизанскому аэродрому решила остаться. Глядя на сестру, ее примеру последовала и Екатерина. И потекли для них партизанские будни – походы, бои… А вскоре Мария перешла в разведку, стала ходить на оккупированную немцами территорию, добывать ценные сведения, за что ее наградили медалью «За боевые заслуги». Она бывала в таких городах, как Севск, Трубчевск, Унеча, Глухов, Орел, Новгород-Северский, Кромы… Не раз останавливали ее для проверки документов, но все обходилось благополучно. Только Локоть она обходила стороной. После разгрома Шемякинского гарнизона за ее поимку была обещана крупная награда.
А за Ксенией, жившей в Локте, следили. Вызывали на допрос, выпытывали, где Мария, давно ли ее видела. Чтобы не подвергать Ксению риску, ее обязанности партизанской разведчицы стала выполнять Екатерина. Но это не спасло сестру: Ксению арестовали и заточили в Локотскую тюрьму.
Не убереглась и Мария. В городе Дмитровске, где она выполняла очередное задание, ее опознал полицейский – свидетель шемякинских событий. Марию доставили в Локоть, бросили в камеру смертников. На допрос известной разведчицы явились все главари округа. Много пыток и издевательств перенесли Мария и Ксения, но не предали своих боевых товарищей. Их казнили в августе 1943 года, когда до освобождения Локтя оставалось меньше двух недель.
А как же сложилась судьба остальных Машуровых? Николай, с приходом оккупантов ушедший в отряд «Большевик», попал в плен и был казнен в поселке Кокоревка вместе с малолетним сыном. Иван воевал в танковых войсках, командовал полком, погиб в 1943 году. Алексей, неоднократно раненный, закончил войну в Берлине. Осталась жива и Екатерина. Оба умерли в
2008 году. До 65-летия Великой Победы оставалось два года.
Комментарии (0)