Другое дело — пятьдесят-сто километров на север, где пропитанные солнечным светом опушки и негустые березовые околки переходят в мшистую елово-осиновую тайгу Васюганья, там по краю Великого болота ищут себе пропитание хозяева тайги.
Места глухие и труднодоступные, тем не менее для меня близкие и дорогие — родина моих предков. Вот к родне-то я и наезжаю каждую весну погостить и насладиться пробуждением природы от долгой зимней спячки, ну и добыть своего очередного медведя. Дядья и двоюродные братья по мере возможностей старались передать мне накопленный поколениями опыт.
Весеннюю охоту на косолапых я ценю выше других. После утонченных (с подсадными, на тяге) охота на приваде, грубая и кровавая в своем исполнении, выдает такой заряд адреналина, что его с лихвой хватает до осени. Основная хитрость для охотника состоит в умении заманить зверя на приваду. Тайга большая, пространства огромные, и чтобы медведь пришел, надо дергать его за самую чувствительную струну — желание насытить свой желудок.
В тайге еще местами снег, кругом разливы, первая травка несмело появляется на склонах и прогалах, а медведь уже очнулся от спячки и шарахается по окрестностям. Он нашел немного травки, прочистил кишечник, у него заработал желудок, требуя топлива для поддержания организма, а топлива-то и нет. Хорошо, если наткнется он на пропавшую по весне косулю или прихватит новорожденного лосенка, но это редкая удача. Вот и наматывает он десятки километров в поисках запаха, который укажет ему, где поживиться. Запас жира у него еще остался, но через пару недель он сильно потеряет в весе, зимняя шуба облезет, и трофей потеряет свою ценность.
Чтобы заманить голодного зверя под выстрел, нужен сильный запах. Тухлая рыба — то что надо. Выбирается просека или лесная дорога в нескольких километрах от лабаза, на открытом месте выкладывается пара килограммов подтухшей рыбы, после чего все заваливается ветками, чтобы воронье не растащило. Весенний ветерок разнесет запах на многие километры, где-то голодный медведь не сможет устоять и сменит намеченный маршрут. Однако пары килограммов ему будет точно мало, а желудок, мгновенно переработав малую подачку, яростно потребует большего.
Начнется второй этап заманивания зверя. Для этого нужно взять мешок, в котором осталось еще несколько килограммов рыбы. Лучше всего джутовый, но подойдет любой, лишь бы пропускал рассол, который появится после того, как охотник потопчется по нему и даже попрыгает. Такое мероприятие необходимо для обильного выделения рассола и для смазки обуви, чтобы убрать запах жилья. Далее охотник привязывает к мешку прочную веревку и тянет его за собой в сторону лабаза, оставляя пахучий указатель направления движения для медведя. Наш потенциальный гость обязательно проследует в нужном направлении. На самой приваде нужно оставить столько еды, чтобы медведь за раз не наелся. После этого он будет ходить к кормушке, как по расписанию. Если привязать бочку с тухлятиной, то ничего, кроме злости, это не вызовет, медведь погоняет ее и уйдет.
Вместо бочки можно подвесить тот же мешок, и чем выше, тем дальше будет распространяться запах. Но подкормка необходима.
Когда охотник определит, что медведь пришел и съел подкормку, он тепло одевается, берет с собой еще порцию подкормки, надежное оружие с подствольным фонарем, ночным или тепловизионным прицелом. Сидение на лабазе в ожидании выхода зверя требует терпения и закалки, но достойный трофей будет вам наградой. Кстати, после многочисленных манипуляций с тухлой рыбой охотника не то что в дом, но во двор не пустят, поэтому нужно иметь в запасе полиэтиленовый мешок, куда необходимо складывать лесную одежду. Но я не совсем об этом хотел рассказать.
Дело было осенью. Уже отгрохотала канонада открытия осенней охоты, пролетело бабье лето, отошли комары и мошка, воздух наполнился прозрачной свежестью и звоном, но в нашем небольшом охотничьем хозяйстве забот прибавилось: мы готовились к коллективным охотам. С утра совместно с егерем Валерой объехали весь участок, проверили подкормочные поля и площадки, постояли в бору на краю мохового болота, послушали, не начинают ли квакать лосихи перед гоном. Валера укатил в город к детям, а я после сытного обеда собрался предаться отдыху у себя на базе.
Но не тут-то было! По реке прошумела моторка, причалила, через пару минут кто-то тихо, но горячо заговорил у крыльца. Надо вставать и встречать. Пришли два молодца из соседней деревни, братья-погодки Серега и Санька. В забродных сапогах, лица и руки закопченные, видно, что они все свободное время проводят у костра. Известные браконьеры.
— Мы к тебе. Беда у нас.
— И вам привет. С бедой — это к докторам. Или в милицию. Я вам не помощник.
— Ну, не беда, но проблема серьезная. Медведь на нас напал.
— Если бы напал, вы бы здесь не стояли. Испугались кого или пошутил кто?
— Да нет. Мы видели его. Говорим же — напал. Еле успели в лодку прыгнуть.
— Где это случилось?
— На острове. На Большом.
— Со стороны судового хода? Выше сухой протоки? Там единственное место, где можно закидушки поставить. И уловина хорошая, богатая на осетров.
Братья переглянулись.
— А ты откуда знаешь?
— Я не всегда праведником был. Мне плевать, что вы там делали, с вами пусть Яков Михалыч разбирается. Рассказывайте!
Братишки дружно и тяжело вздохнули.
— Мы ночь отсидели, ни поклевки. Чаю попили, уже собирались уезжать, и вдруг ветки трещат. А там чаща непролазная, хотели вечером за дровами сходить — не пролезли, плавник жгли. Санька говорит: наверное, лось, а я на Михалыча подумал. А он голову с обрыва свесил, как рыкнет и давай спускаться. Ну, мы в лодку, как были, и… Что дальше рассказывать, я не знаю.
— Да кто он-то? Чья голова?
— Я же говорю: медведь. Огромный, как трактор.
— Ты медведя-то хоть раз видел?
— Мы же с Парабели, там этого добра хватает. Насмотрелись.
— А от меня-то чего хотите?
— Как чего? Застрели его!
— С какой стати?
— Ну нам вещи забрать надо. Там много чего осталось...
— Что мне из-за вашего шмурдяка под статью идти? С чего вы решили, что я идиот?
Братья опять переглянулись, чем спалили себя окончательно.
— Тюрьма там осталась, — глаза опустились в землю.
— И сколько?
— Два хвоста. Один за десятку. Мы поделимся.
— Этого еще не хватало, чтобы вы со мной делились! Сами же всем и разнесете. Ладно, сочтемся. С вами я съезжу, конечно. Будем считать, что теперь я ваша крыша, ну и посмотрю, кто на вас дрожи навел. Сейчас карабин достану.
Уже подъезжая к маленькому пляжу, со всех сторон зажатому подмытыми стволами осин и высоким обрывистым берегом, я понял, что это был действительно медведь. Весь стан раскидан, что-то плавает в воде, навес разодран. Зверь сильно ярился, что было странно. Судя по следам, медведь был средних размеров. Братья не решались причалить и болтались неподалеку. Я снял карабин с предохранителя и выстрелил в воздух. Братишки засуетились и ловко причалили к нависшему над водой кусту. Пошарили под водой руками и выволокли в лодку так называемую тюрьму — квадратный ящик из металлической сетки, где хранили пойманную рыбу в живом состоянии. Сильная рыба забилась о днище лодки. Тоже мне конспираторы! Я бы сразу определил, где тюрьма висит, потому как еще десяток лет назад сам к этому кусту привязывал свою, а налимчиков и язей сажал на кукан и оставлял на видном месте.
— Вы чем, лишенцы, завтракали?
— Тушенкой.
— Банки наверх выкидывали?
— Да.
— Вы его на завтрак пригласили. Пока вы сидели внизу, ветер вдоль реки запахи относил, а вы закинули банки наверх, он сразу их и причуял. Хорошо, что на завтрак пришел, а не на ужин... Так, вы мне задолжали? С вас полмешка рыбы, ну там фанеры или карасей, мне все равно. К вечеру привезите. На приваду. Мишку вашего тиранить буду.
— Лады. Сделаем. Это запросто.
— Вы вообще зря здесь третесь, тут везде камеры установлены.
— Какие еще камеры?
— Видеокамеры. Следят. Я — за лосями. Яков Михалыч — за вами.
Братья опять переглянулись. Вернувшись на базу, я сразу позвонил в департамент, обо всем договорился и перезвонил Валере.
— Привет! Ты еще в городе? Хорошо. У тебя охотничий с собой? Езжай в департамент, в тринадцатый кабинет, забери и оплати лицензию на медведя в общедоступные угодья... Да. Пришел. Братьев Симаковых чуток не сожрал. Я понимаю, что надо было. Теперь это наш головняк. Жду.
Валера приехал к вечеру.
— А зачем нам этот медведь? Все же нормально было. Я и не видел их ни разу.
— Ничего сложного нет. Так же, как и на кабана, на лабазе посидим, только вдвоем. Братья-акробаты мешок отборного карася привезли. Даже жалко его на пропастину пускать. А и то верно, на приваду и полмешка хватит. Мяса бы где раздобыть.
—Так это, у Короленко корова сдохла. Ночью сдохла. Внезапная смерть. Ветеринара не успели позвать, ну а после кончины в продажу нельзя. Раздают за копейки. Я себе взял собак кормить.
— Замечательно. Езжай до Короленко и забери все, что осталось. У меня тоже собаки голодают. И голову обязательно со шкурой. С головой и шкурой он долго возиться будет. Еще цепь нужна.
— Цепь-то зачем?
— Голову обмотаем цепью, чтобы не уволок. Давай завтра с утра, но не рано. Пусть роса осыплется, не хочется мокнуть...
И вот мы на острове Большой. Название он получил не зря, потому что был огромный и густо поросший непролазным кустарником и осинником вперемешку с елью. На острове обитали десяток косуль на постоянной основе, пара лосих с тогушами и непостоянная компания быков разного возраста. Был обустроен солонец и лабаз. На остров частенько, особенно по осени, захаживали кабаны. Загонная охота по причине сильной захламленности и густого подлеска была невозможна, а вот с лабаза без трофея не уходили.
Валера закурил.
— Вчера в департаменте… ну, который лицензию выписывал… лысый такой…
— Сергей Юрьевич.
— Точно. Сказал, что неурожай шишки по северным районам и есть случаи нападения на скотину, и еще тетку какую-то в Бибеево, грибницу, подрал. Хорошо народу рядом много было — отбили.
— Третий год шишки нет. Вот поэтому он и пришел. Ему на зиму жира нажрать надо. А ты говоришь: зачем нам этот медведь?! Сами будем с оглядкой ходить. А грибники и рыбаки к выходным из города приедут? Полная база будет. Это наша проблема.
— Может, собак?
— Собаки с медведем не знакомы. Да и в такой чаще он мигом их переловит. И вообще представь, что к нему надо подойти на десять метров для выстрела. Ты готов?
Валера бросил в воду окурок и поморщился.
— Нет.
— Ну тогда пошли.
До солонца в густых зарослях мы прорубили достаточно комфортную тропу и в принципе идти было нетрудно, если бы не поваленные деревья и не коровья голова со шкурой. Было сумрачно, кроны смыкались над головой. Немедленно вспомнилось: «Был сентябрь; в лесу, черном от осени, сладко пахла и чавкала под ногами мшистая земля. Казалось, что десятки гигантских кошек крадутся сзади»... Валера все время озирался и, как мне показалось, принюхивался.
— Ты под ноги смотри. На следы. И чего ты, как гончая, носом вертишь?
— Я где-то слышал, что медведи воняют шибко.
— Есть такое. Как собака после дождя. Надо разговаривать все время. Чтобы он услышал и успел уйти. Сталкиваться с ним на этой тропе не хочется.
— Так может, он уже ушел?
— С какой стати? Его не пугали. Ягоды навалом. Животина ходит разная. Нет, здесь он.
Почти на выходе из зарослей Валера остановился: на тропе лежала внушительная куча помета.
— Его, что ли?
— Нет, Валера, это заяц здоровенный, с коня размером, минирует тропу… Потерпи, Потапыч, мы тебе мясное несем!
Скинув тяжелые рюкзаки у лестницы лабаза, мы прошли на солонец. Оголенная почва раскисла после дождей и прилипала к сапогам. Свежие медвежьи следы перекрывали старые лосиные.
— Валера, ты ничего не замечаешь? Так учись, Дерсу! Похоже, теперь мы эти следы чаще будем наблюдать. Вот смотри: эти с пяткой и большие — это задние, а вот эти, поменьше, с длинными когтями, — передние. Присмотрись!
— Здоровые когти. О, точно, на левой передней нет двух крайних когтей. И он почти не наступает на нее.
— Ему больно. Он или в капкан попал, или болезнь какая приключилась. Он опасен. Беда! Знаешь что, не хочу я солонец пропастиной портить. Сейчас на лабаз залезем и оглядимся. Устроим все на соседней полоине (старице). Там береза стоит, в которую молния ударила.
— Согласен. Нечего солонец портить. Далековато будет. Метров шестьдесят.
— Больше негде.
Закончили мы быстро. Посадили березу на цепь, свободный конец несколько раз, как стежком, пропустили через коровью шкуру и застопорили головой, накрепко обмотав за рога. Хорошо получилось. И обзор нормальный. Далековато, конечно.
— Так, сейчас камеру установлю и пойдем. Как наш гость появится, она мне фото пришлет.
Фотография пришла в три часа ночи. На ней медведь грыз коровью голову. Уснуть уже не получится.
— Алло! Слушаю.
— Валера, он пришел. Завтра в ночь садимся. Будь готов!
И вот мы стоим на берегу. Упакованы и полны решимости (ну или делаем вид, что полны). Валера взял двустволку 12-го калибра. Вещь надежная и убойная. У меня карабин 7,62х39, с подствольным фонарем и коллиматором, может, и слабоват, но накоротке по лосю работает отлично, к тому же с ним я уже взял несколько медведей. Так что в него я верил. На ноги привязали куски мешка от рыбы. Вонь жуткая!
— Пойдем! Я впереди, ты, соответственно, сзади. Оглядывайся. Заряжаемся здесь, и сразу с предохранителя снимай. Стреляем, как договорились. До лабаза ни слова. Пошли.
К приваде подходить не стали, стороной обошли. Мы на месте. Обзор замечательный. Было видно, что медведь обглодал половину головы и сожрал всю рыбу. Придет, никуда не денется. Ночью наелся, сейчас дрыхнет в крепком месте. Валера заерзал.
— Рано пришли. Светло еще. Давай покурим?
— Я тебе покурю! Смотри: туман опускается, весь дым вниз пойдет.
Валера вздохнул, согласился. Действи-тельно, появилась дымка тумана. Это могло осложнить задачу. Из лугов тянуло холодной, завялой травой, сладковатым запахом ивовых листьев. С востока накатывалась косматая осенняя ночь. Я легонько толкнул Валеру локтем и кивнул в сторону тропы, по которой мы недавно пришли. По ней враскачку шла туша медведя. Было видно, как перекатывались мускулы под рыжеватой шкурой. Мы не дышали. Зверь явно шел по нашим следам. Вот он остановился и шумно втянул воздух, поднял голову, огляделся, отвесив сизую нижнюю губу, медленно подошел к приваде и подцепил когтем коровью голову.
Четыре выстрела слились в один. Медведь сгорбился и высоко подпрыгнул, а приземлившись, мгновенно бросился напролом в кусты. Я продолжал стрелять, пока не кончились патроны. Меня трясло. Валеру тоже.
— Мы что, промахнулись? Ты сколько раз стрелял?
— Два. Ты пять раз стрелял.
— Последние три уже в угон.
Метрах в ста от нас в сгущающихся сумерках зверь ревел и ломал кустарник.
— Пошли, пока светло. Какой бардак мы наделали! Если мы его легко ранили, он же геноцид устроит.
Надо всех поднимать. Собак надо. Надо идти. Подожди, перезарядимся.
На тропе было почти темно. Медведя не слышно, и это добавляло жути. Вышли на берег. Валера судорожно пытался отвязать лодку, но никак не мог справиться с простым
узлом.
Мотор легко завелся и негромко затарахтел. Я дал ему немного прогреться, после чего мы тихо стали сплавляться по течению. Накатила апатия. Валера злобно курил и плевался в реку. Я тронул ручку газа.
— Стой! Стой! Дай фонарь!
— Зачем?
— Вон, у проточки. Да дай же фонарь!
Медведь лежал на кромке воды, опустив тяжелую голову в воду, будто было жарко и он решил охладиться. Он кубарем скатился с обрыва, обдав прибрежный песок темной кровью, прополз несколько метров и отошел в мир вечной охоты. Отпустило. Безнадега скрылась в коридорах сознания.
— Вот и хорошо! Вот и ладно! Пошли обдирать.
— Нет. Я прошу: не надо. Давай утром. Я выпрыгну из лодки. Ну куда он денется? По-светлому собак возьмешь. Пусть познакомятся!
— Собак, говоришь?
— Сейчас подплывем поближе, сделаешь «контрольку» — и домой. Надо выпить.
— Согласен. Надо. Но сначала помыться и сжечь эти вонючие сапоги. Это больше невыносимо терпеть…