Случилось это давно, в конце 1964 года. Жили мы тогда в Пензе, замечательном городе окружавшими его богатыми дичью лесами. Особенно нравилось мне охотиться в Шнаевском военно-охотничьем хозяйстве. Только спустя много лет, побывав на многих других охотничьих базах, я до конца оценил замечательную организацию и исключительное внимание к охотникам в Шнаевском хозяйстве. А тогда все это воспринималось как должное.
Уже выпал снег, и мы поехали на зайчика. Незадолго до этого я, уступая настойчивости Вали, подарил ей на день рождения охотничье ружье – одностволку, которая и сейчас у меня на случай, когда двустволка станет казаться тяжелой.
До станции Шнаево можно было доехать на пригородном поезде, что занимало около часа. В охотничий сезон по пятницам поезд встречал кто-нибудь из егерей. Осенью на телеге, зимой на розвальнях он развозил охотников по базам. Это было очень удобно и приятно. Сойдя с поезда, мы увидели двух незнакомых нам охотников, которые оживленно между собой разговаривали. Но когда встретили у розвальней егеря, и они увидели, что Валя тоже с ружьем, явно заскучали.
Видимо, перспектива охотиться вместе с дамой их не прельщала, хотя деваться было некуда. Они тут же напустили на себя какую-то важность и отчужденность по отношению к нам. Знали бы они, что их действительно ожидало в недалеком будущем! Между тем разместились в розвальнях, наполовину заполненных душистым сеном. Места хватило всем, и лишь на редких подъемах, чтобы помочь лошадке, кому-то приходилось идти пешком.
К приезду охотников на базе истопили баню, и нас пригласили попариться. Валя, конечно, отказалась, ну и я с ней за компанию, а наши спутники с радостью согласились. Поскольку у них была своя компания, а у нас своя, то мы сели ужинать, не ожидая их. Вот и ужин закончен, а их все нет и нет. Наконец, Лида, жена начальника хозяйства Василия, забеспокоилась и пошла узнать, в чем дело, не угорели ли. Застала Лида их лежащими на полу без сознания.
Так как женщина она была сильная и решительная, то не стала никого звать, а немедленно вытащила голеньких охотников на снег, где они и пришли в себя. Еще бы немного, и могла произойти трагедия. Утром они чувствовали себя так плохо, что не смогли пойти на охоту и попросили Василия отвезти их на станцию, а нас на охоту повел какой-то молодой и незнакомый мне егерь.
Он вывел из вольера красивого русско-пегого выжлеца, который не понимал, что значит идти рядом, и, как часто водится у гончих, сильно натягивал поводок, стремясь скорее в поиск. Мы прошли немного по дороге, которая вела на третий кордон, а затем просекой вышли на порубку. Приятно было видеть на ней дружно подрастающие небольшие сосенки, посеянные несколько лет назад взамен вырубленных. Здесь начали появляться заячьи следы, но не очень свежие, а Василий дал егерю команду спускать гонца только тогда, когда обнаружатся свежие ночные следы. А вот и они. Наконец, выжлец освободился от поводка и устремился в поиск. Вскоре он начал изредка отдавать голос на жирах.
Погода нам явно благоприятствовала. Мороз не превышал десяти градусов, а ветра не было совсем. Ночью прошла небольшая пороша, и сейчас на ветках елей лежали сверкавшие на солнце снежинки, а стебельки трав были опушены инеем.
Спустив гонца, егерь все свое внимание переключил на Валю. Надо признать, что в молодости она выглядела очень эффектно и произвела на егеря такое сильное впечатление, что он не отходил от нее ни на шаг и что-то ей говорил и говорил, не обращая никакого внимания на работу собаки. Он был безоружным и попытался играть роль оруженосца, но Валентина своего ружья не отдала.
Они остались на проходившей по вырубке уже основательно заросшей дороге, по которой когда-то вывозили лес, а я пошел вслед за гончаком, пытаясь порсканьем помочь ему поднять зайца. Но он справился и без моей помощи. Недалеко от кромки леса выжлец горячо и уверенно погнал зайца. Словно в набат басовито ударил его голос, заставив екнуть мое сердце. Как же приятно и волнительно слушать охотнику захватывающее пение собаки во время гона.
Подождав, пока гон удалится, я попытался выйти на то место, где собака подняла косого, и стал на краю небольшой поляны, на которой, по моим предположениям, заяц должен был замкнуть свой первый круг. Так и вышло: гон стал стремительно приближаться, но это был действительно несчастливый день. У меня вдруг нестерпимо схватило живот, и заяц проскочил, когда я сидел со спущенными штанами и, конечно, не мог стрелять в таком положении. Вскоре выжлец скололся, но у меня не хватило умения помочь ему выправить скол. Второго зайца поднять не удалось.
Так бесславно и закончилась охота, чего нельзя сказать о неприятностях того дня – они продолжались.
Когда, возвращаясь домой, приехали на станцию, то обнаружили, что пропал мой патронташ, который я положил в сани – по дороге он где-то выпал. Я, конечно, огорчился, так как патронташ был очень удобным. Это был длинный, немного изогнутый подсумок, который вешался через плечо. Патроны всегда были под рукой, а, кроме того, на него можно облокотиться в буквальном смысле – поставить локоть левой руки, когда стоишь на тяге или на номере. Но огорчался я недолго. Приехав спустя какое-то время на базу, увидел свой патронташ, висевший на стене.
Василий рассказал, что когда он отвез нас на станцию и ехал обратно, то навстречу ему попался житель одной их ближайших деревень с патронташем через плечо. Василий остановил лошадь и стал выяснять, откуда у него патронташ, и хотя тот уверял, что это его собственность, Василий патронташ отобрал и сохранил до моего приезда. Потом еще много лет он служил мне верой и правдой.
Как видите, эта поездка была богата на негативные события, но приходится только гадать, случились они благодаря присутствию на охоте женщины или, наоборот, она сама того не ведая, спасла меня. Ведь если бы я поехал один, то наверняка пошел бы в баню, и неизвестно, чем бы это кончилось, и писал бы я сейчас эти воспоминания.
Комментарии (0)