Звезда Ориона

Был воскресный день. Утром Серега Ильченко накормил собак, достал из погреба картошку на продажу и пошел к приятелю Гришке Мавроку. От ставка доносился веселый гусиный гогот. Дул теплый ветер, в солнечных лучах пенилась зелень на деревьях. Весна вносила в душу ощущение свободы, легкости, ожидание чего-то нового.

Слышь, Галь, это кто такой красивый к нам идет? — обратился Гришка к жене, копошившейся у кустов смородины.

— Привет, Сережа! — подняла голову Галина и вновь принялась за свое дело, а Маврок растянулся в улыбке до ушей и широко расставил руки. Друзья обнялись.
— Подержишь? Краешек ветром оторвало, — Маврок наводил лад в парнике, сваренном из уголка.
— Какой вопрос! — бросил Серега и добавил: — Не с того края полосу заводишь, протяни внутрь.
— Как я не допер? Один ум хорошо, а полтора лучше. А? — Гришка рассмеялся и несколько раз ударил электродом о столбик; сварочный аппарат загудел, шипя и искрясь.
— Что я тебе скажу: двух лосей вчера видел. В чапыжнике у болота, — поделился Гришка. — Может, того?
— Я те дам «может, того»! Ты куда намылился? — раздался голос Галины.
— Да ты что, Галь? Серегу прошу посмотреть мотор. Пошли, Серега, — сказал Маврок и направился к дому.

Зашли в летнюю кухню. В нос ударило сыростью из-под пола. Маврок разлил самогонку, дотронулся до Серегиного стакана и залпом выпил. Спросил:
— Ну, так что?
— Сам знаешь, не сезон...
— Ну, смотри! Я тебе сказал, — буркнул недовольный Гришка.

Браконьерничают они вместе давно, от Удая до Десны каждый метр земли на пузе пропахали. Но охотничий авторитет и слово Сереги для Маврока выше писаного закона. Вызывает доверие и внешность кореша. Большие на выкате глаза, кажется, буравят, когда смотрит. Высокого роста, широк в плечах, с длинными, как у лося, ногами. Пройти двадцать километров с ружьем и рюкзаком для него пара пустяков.

Слова Гришки, выпитая самогонка раззадорили. «Зачем это я к нему ходил?» — пытался вспомнить Серега, возвращаясь, домой. От Гришкиной новости засвербело, засосало под ложечкой. «Может, того?» — вспомнил он слова Маврока и рассмеялся. Может, и впрямь прогуляться с ружьем в пойме Удая? Занервничала, забегала на цепи западносибирская лайка Вьюга. Катерина к кому-то ушла, и Серега не стал ее дожидаться. Знакомой дорожкой направился он к омшанику, достал из тайника оставшуюся от деда тозовку, собрал ее и уже через несколько минут был у реки.
Солнце перевалило зенит. В небе кружила стая ворон. С речки поднялась пара крыжней и потянула за лес, к траншеям канала, залитым талой водой. Не доходя до болотистого места, заросшего ивняком, Серега уже хотел возвращаться домой, но увидел кучку «орешков», присел. Помет был свежий. Маврок не соврал. Повернул лицо навстречу ветру и увидел стоящую в просвете лосиху. «Явно сеголеток, мала по габаритам, яловая», — как-то буднично пронеслось в голове. Он так и застыл в присядке. Не торопясь, выцелил под лопатку и плавно нажал на спуск. Лосиха повалилась как подкошенная.

Неожиданно со стороны кущей раздались какие-то звуки, напоминающие мяканье. Серегу будто резануло ножом по живому. Матерь Божия! Откуда он взялся? К туше лосихи как-то нескладно, заводной игрушкой прыгал лосенок. Вот он остановился, забежал с одной стороны, с другой, начал тыкаться в пах и не мог понять, почему всегда отзывчивое, полное молока вымя матери на этот раз безучастно.
Серега вдруг ощутил слабость в теле, к горлу подступил комок. Он вышел из укрытия и медленно пошел к убитой лосихе. Теленок неуклюже отбежал на длинных ногах на несколько метров, встал полубоком, поворачивая большую голову то к матери, то к Сереге. Когда тот приблизился к туше, малыш попрыгал в заросли кустарника «Пропадет лосенок. Как же так?» — повторял Серега вопрос, будто адресуя его не себе, а кому-то другому. Он прислонился к сосне, тупо смотря по сторонам, затем стал медленно сползать на корточки, издавая тихие звуки, похожие на всхлипывания.

Прошло несколько минут. Серега сидел с отрешенным видом. Ветер нагнал над пролеском тучи, заморосил дождь — первый этой весной. Капли шлепались на куртку, на выцветшие камуфляжные штаны. В памяти всплыли похороны матери, отъезд отца за длинным рублем на Север… Где-то там он шоферил на прииске, написал несколько писем да и затерялся на необъятных просторах бывшего Союза.

В каком году это было? Он пытался вспомнить и не находил прожитых лет. Их будто и не было. С какой-то обреченностью в сознании мелькнула мысль, что не получилось, не сбылось в жизни то, о чем мечтал в интернате, в армии. Память тасовала знакомые до боли картины. Вот гараж, пропахший соляркой. Шумная шоферская братва. Баранка машины. Вечно бегущая навстречу дорога. Вот зима. Серега везет стекло в строительный магазин, а все мысли в лесу, где в чапыжнике обосновались лоси. Приезжает домой, перекусывает на скорую руку — и за ружье. Катерина смотрит на Серегу волком:
— Опять пьянка? Когда это кончится, Сережа?
— Я что, для себя стараюсь, да? Нам мясо не нужно?
— Какое мясо? — в голосе жены слышится отчаяние. — Ты когда с дочкой последний раз общался?

А в дверях в телогрейке, подпоясанной патронташем, торчит Маврок.

И вот Серега уже тропит раненого сохатого. Вьюга и Карат ушли по следу. Из ноздрей пар валит, подустал, но не добрать подранка, бросить — грех на душу взять. Напряг слух. Из лесной глухомани доносится голос Вьюги. Карат взлаивает. Держат собачки, ослаб зверь, подпустил на верный выстрел. Не сплоховал Серега, не подвела пуля, сделанная в мастерской гаража, ушла точно под лопатку. Маврок с Райкиным подошли, лица горят от ходьбы, самогонки, азарта. А в душе у Сереги, как заноза, сидит чувство страха: «Не дай бог нарваться на егерей!» Это раньше было «все вокруг колхозное». А нынче ногой ступишь — попадешь в частное хозяйство. Но Серега Ильченко родился под счастливой звездой охотника Ориона — так сказал один приезжий из Киева, которого он спас на охоте от разъяренного подранка-секача. Серега вначале хмыкнул про себя, а потом поразмыслил: а ведь прав мужик. Созвездие Ориона он долго искал и в дочкином учебнике по астрономии, и на небосводе, а потом водил пальцем по небу, показывая и объясняя Мавроку, где меч, где пояс охотника.
— Видишь три звезды? Ну как можно не видеть? Вон та звезда — Бетельгейзе, а та — Ригель называется.
— Да пошел ты в баню! — подытоживал Серегины старания Маврок.

Но Серега не обижался. Он, а не Маврок, первый стрелок в округе. Он нутром чует ход зверя. Ну да, бывают выкрутасы, не всегда понятные сельчанам. Как, например, в день свадьбы. Посидев час за столом, он бросил жену в подвенечном платье, с заплаканными глазами, и изумленных гостей, а сам уехал на открытие охоты на утку...
Дождь перестал шебаршить. «Нервы расшалились. Завязывать надо с такой охотой», — подумал Сергей и вспомнил разговор с учителем Андреем Карловичем. Было это прошлой осенью. Зашел он к бывшей однокласснице Татьяне: в ее доме собрались работники школы, гуляли.
— Сергуня, соседушка, за стол, за стол! Стопочку, Сережа! — не отступала Татьяна.

Ради приличия он поломался, но не ушел. В разгар застолья заговорили о людских пристрастиях.
— Хорошо, когда все в меру, — высказался историк. — Неслучайно древние, предаваясь наслаждениям, ставили на стол урну с прахом, чтобы помнили…
— О чем? — игривая улыбка не сходила с лица Сереги, он отыскивал глазами урну: где она? — Что ни говори, а истинное увлечение есть благо. Вы согласны со мной?
— Отнюдь. Вот скажите: сколько времени Вы отдаете охоте? Разумеется, правильной охоте, — поправил себя историк.
— Не знаю, не задумывался.
— В том то и дело. Необузданная страсть к той же охоте — наркотик. Или как водка для алкоголика, засасывает, а жизнь…
— А вы не перебарщиваете? — перебил Серега. — Охотничья страсть, я вам скажу, нечто другое — облагораживающее.

Глядя на учителя, он с напускной бравадой добавил:
— Меня не засосет. Все говорят, что я родился под звездой охотника Ориона. Он хранит меня.
— О! Древняя Греция. Вечно юная богиня Артемида, долина Гаргафия, горы Киферона, охотник Орион. А вы знаете, что жизнь его закончилась трагично? Разорвали Ориона собственные собаки, когда Артемида превратила юношу в оленя.
— Как разорвали? — по телу Сереги пробежал холодок.
Андрей Карлович посмотрел внимательно в большие Серегины глаза, отчего тому стало неприятно.
— Банальное стечение обстоятельств: оказался не в то время и не в том месте, — заметив угасший кураж своего оппонента, учитель добавил: — Да вы не отчаивайтесь! Звезды управляют смертными, а звездами — мудрые.

Разговор тот затерялся в закоулках памяти, а тут всплыл. Выходит, прав был учитель! Серега очнулся от своих дум, поднялся, еще раз посмотрел на убитую лосиху. Лицо его вдруг исказилось, он сделал шаг к сосне и, размахнувшись, со всей силой ударил прикладом о дерево. Ореховая ложа, издав глухой сдавленный звук, отлетела на несколько метров в пожухлую траву. Не выпуская из рук то, что осталось от ружья, Серега медленно направился в поселок, уже не боясь, что кто-то его увидит. Обернулся назад. В небе над Удаем вилась, громко каркая, стая ворон, приближаясь к туше лосихи. Поравнявшись с речкой, заросшей по берегам кустарником, отыскав просвет, он швырнул ствол в ржавую воду и подумал: «Лосенок пропадет — ежику понятно. И кто заберет мясо?» Так и не решив, как лучше обойтись с мясом лосихи, Серега вошел в дом.
— Что-то случилось? — тревожно спросила Катерина.
— Отстань! — оборвал он жену, прошел в комнату, не раздеваясь, лег на диван.

С портрета в деревянной раме на Серегу смотрел дед и будто спрашивал: «Как ружье мое, внучек? Не потеряло резкость? Не живит? Пуще всего остерегайся стрелять в маток, особливо с детенышами. Не бери грех на душу и другим спуску не давай». Немым укором слышались слова деда, и на душе становилось еще тяжелее.

Он долго ворочался, не мог уснуть, наконец сон сморил его. И приснилось Сереге, будто пошел он на охоту, а Вьюгу с Каратом закрыл в сарае. В урочище обнаружил лося-одинца, пошел по следу, сожалея, что собак дома оставил. И тут послышался собачий лай. «Мои собачки! — подумал. — Ай умницы! Катерина, видно, выпустила, теперь не уйдет сохатый». Подбежали собаки, набросились на Серегу, рвут на части. Вьюга, любимица, на грудь прыгнула, норовя вцепиться в глотку. Оцепенел от ужаса Серега, хотел крикнуть: «Вьюга, Каратушка! Это же я, ваш хозяин!» Но вместо слов — бормотанье и стоны. Открыл глаза. Весь в поту. Рядом Катерина стоит, за плечо дергает.
— Вставай, участковый тебя во дворе дожидается. С ним еще двое, не наши.

Приподнялся на диване Серега, опустил ноги, глянул широко открытыми глазами в залитое светом окно и пробормотал: «Большой пес, Артемида, долина Гаргафия, горы Киферона».
Солнце осветило каждый закуток в зеленых зарослях над Удаем, повсюду звучал веселый щебет птиц, на пастбище мычали коровы, радуясь простору, теплу, сочной траве. Серега тяжело вздохнул, сунул ноги в разбитые грязные кроссовки и, не глядя на жену, пошел к непрошеным гостям.