Едем на марала, у брата Анатолия не закрыта лицензия. Ночевать будем на его участке.
Андрей — приземист, широк в плечах, выглядит солиднее старшего брата, а своим бритым, мощным затылком напоминает мне героя Котовского. «Какое седни число? — спрашивает он, — двадцать седьмое… это четыре дня осталось?..»
Темень наглухо окутывает алтайскую тайгу, и только яркий свет фар освещает серую нитку дороги, скользит по деревьям, примыкающим вплотную к лесной трассе. Мощные кедрины с тяжеленными нижними ветвями причудливы в темноте, вносят в сознание настороженность.
Старый бык
Вот и первая остановка. Выходим из машины, соблюдаем осторожность, чтобы не подшуметь. Говорим полушепотом. Сергей уже с дудкой в руках, сделанной из кедра, ищет подходящее место для первого пробного зова марала, зажимает во рту мудштук, втягивает в себя воздух. И я слышу, как по ночной тайге разносится рев марала, эхом раздается в распадке.
Все напряженно слушают. Тишина. Проходит время. Сергей идет по другую сторону от уазика, и вновь холодеет душа от повторного рева дикого животного. Но что это? Подобный звук доносится со стороны противоположного хребта, все вокруг покрыла ночь, но хребет-то, заросший густым лесом, — напротив; где-то там стоит марал, это он отдал свой звук, и в этом трудно ошибиться даже мне, впервые услышавшему воинственный клич оленя-соперника. Через несколько минут ответный рев повторяется.
— Старый бык на болоте. Несколько раз донеслось… — полушепотом сообщает Анатолий. — Пятый год стоит бедолага, не съели еще. Так и помрет своей смертью. В прошлом году его видел, метрах в ста стоял, карабина не было с собой. Здоровый!.. Тихо, тихо!..
Все замерли. Марал опять отозвался, показалось, уже с другого места.
— Наверху что ли? — спрашивает Андрей.
— Фиг там. И внизу нет, и наверху нет, стоит где-то в середине, полгоры разделить бы…
После слов Анатолия бык замолкает и, похоже, надолго. Стоим и мы на дороге, всматриваемся в ночную тьму, тишина вокруг — что слева, что справа.
— Раньше, когда работали на комбинате, обязаловкой было — отстреливать маралов на мясо, принимали по три рубля за килограмм, — вспоминает Анатолий. — За день по три марала брали. Да-да… или отстреливай или увольняйся — приказ директора. Дорога сюда шла в другом месте. Что, дорогу-то сделали, тоже противопожарная?
— Березу брали отсюда, — поясняет Андрей. — От самой Бии горело здесь. Первый раз при царе, а второй во время войны или после — не помню уж. Местами такие пни кедрача попадаются — в обхват. После войны немцы военнопленные работали на лесоповале. Там вон речка есть, вот такой ширины. Как по ней лес сплавляли? Уму непостижимо. Говорят, лопатами подкапывали русло, потом по одному бревну толкали. На перекатах руками разгребали завалы. Бревна в Бийске ловили. Это весной Пыжа дурит, трактора чуть не переваливает, раньше на ГАЗе-66 едешь, через кабину вода течет. Сколько уж лет прошло, как лес не сплавляют. В деревне магазин, аптека, даже тротуары были. На середине речки до сих пор газогенератор лежит, котел дровами топили, свет подавали на деревню. Покосы до сих пор остались. После хрущевского укрупнения не стало деревни, разогнали… одна бабка-охотница с той поры и живет.
Бабушка-охотница
— Как-то в конце зимы еду, смотрю, чья-то фигурка маячит: человек не человек… Подъезжаю, батюшки! Да это же знакомая бабка!
Куда, говорю, путь держите? На почту, говорит, милок, за пенсией надо сбегать. Ничего себе, «сбегать»… До почты — почти тридцать километров, а бабке-то… за семьдесят.
— Что, так одна и живет?
— Нет у нее никого, всю жизнь охотилась на соболя, белку, маралов добывала… так и осталась одна.
На ночь похолодало, снизу потянуло сыростью, меж тем посветлело на небосводе, засеребрились первые звезды.
Братья замолчали, раздумывая, ехать на базу или еще раз подозвать марала, но в другом месте. Старый бык больше не ревет, видимо, занялся своим гаремом. А я смотрю на звезды, верхушки деревьев, думаю о старухе-охотнице, как живется ей одной среди тайги, там, где когда-то была деревня и были люди, и вот уж много лет она одна-одинешенька.
— Сколько времени-то? — нарушает чей-то голос тишину.
— Половина десятого.
— Пора домой. — Видимо, все уже поняли, что вечер пошел насмарку, марал не выйдет.
Приехали ближе к полуночи, включили генератор, засветились в ночи окна. База Андрея — дом, отсюда начинается его промысловый участок, протянувшийся тайгой на десятки километров. Дом — из двух комнат с кухней, добротный, обставлен нужной мебелью. С лесными избушками, выстроенными на путиках, не идет ни в какое сравнение.
Медведь на кровати
— Зимой медведь-шатун в гости пожаловал, — рассказывает Андрей. — К жене сестра из Бийска приехала. Решили шашлыков пожарить здесь. Приехали, смотрю — не пойму, в чем дело? Веранда разворочена, все раскидано, лошади что ли?
Захожу на кухню — та же картина. А самому не по себе. Слышу, какой-то шум в комнате, на двуспальной кровати, глянул и обомлел: «Батюшки! Медведь на моей кровати!» А он как рявкнет!
Я задом, задом, выскочил, в снег ткнулся. Звоню Анатолию, так и так, мол, медведь в доме, бери карабин, приезжай. А он мне: «У тебя что, гальюники после встречи Нового года?»
А в той комнате было старенькое ружьишко, так, на всякий случай; положил его под одеяло, медведь на него и лег. Приклад торчит, оборону мишка держит. Когда стреляли, приклад повредили.
Взяли топтыгина
Часы пробили полночь, но я так бы и слушал дальше. «Спать, — сказал Анатолий, — подъем ранний…» Разошлись по комнатам, улеглись. Кто-то выключил генератор, скрипнули половицы, луч света от фонарика скользнул по комнате, все затихло, но ненадолго, вскоре раздался чей-то храп. Долго ворочался, не мог уснуть, наконец закемарил, как вдруг слышу: «Пора вставать, время».
Зовем марала
Небо, покрытое мглой, на востоке разверзлось лиловой полосой, казалось, она приближается к нам, а вместе с едва заметным небесным движением просыпается тайга. Вот уже обозначились контуры хребтов.
Останавливаемся. Еще раз решаем попытать счастье, подозвать марала. Андрей начал накручивать дудку из кинопленки, справился довольно быстро и тут же сделал первый пробный зов.
— Тоньше, тоньше, — советует Сергей. С небольшим интервалом утреннюю тишину нарушают голоса маралов. Я стою спиной к дударям и не могу различить, кому чей голос принадлежит. Но вот раздается третий — такой долгожданный в эту минуту и довольно близко. С карабином на плече Андрей скрывается в зарослях, долго слышны его удаляющиеся шаги. Вот он остановился, начал отламывать веточки деревьев.
— Заманивает быка, — поясняет Анатолий. Из чащи леса едва доносятся шорохи идущего в сторону Андрея дикого животного.
— О-о, остановился, испугался чего-то, — держит меня в курсе Анатолий. — Может даже прибежать или подойти, они быстро ходят.
Из леса какое-то время доносятся шорохи, треск ломаемых сучьев… Наконец, все стихает. Что-то пошло не по нашему сценарию, вот и мой собеседник, очевидно, понимает это.
— В прошлом году ко мне два товарища приезжали. Три дня проходили, все безрезультатно.
Вышли из избушки, Андрей продудел. Марал выскочил, остановился, Андрей стрельнул, бык перевернулся, а нужна была голова на чучело. Обдираем, мясо складываем. Внизу бык как заревет, Андрей за дудку… три самки выбегают, ноздри раздвинуты, за ними бык. Здоровенный! Стал в тридцати шагах. Слава за фотоаппарат: «Вот какого быка надо было стрелять!» Но раз на раз не приходится. С другой стороны, такая территория, столько охотников, а дали всего четыре лицензии. Оттого и браконьерство. Люди готовы купить лицензию на марала, а почему бы и нет — за полторы тысячи рублей. Пытаются обманным способом, покупают на кабана, и… вот в чем вопрос.
Услышав шум, мы замерли. Однако тревога и на этот раз оказалась напрасной, из леса вышел Андрей:
— Две маралухи выскочили, в распадок ушли… — скупо поделился он. — Быка не видел.
В Артыбаш приехали к полудню, стоял погожий, солнечный день, но на душе отчего-то было грустно. Пришло время прощаться с алтайскими охотниками, с кем провел два дня, ощутив в полной мере их гостеприимство и радушие.
Анатолий, пожимая на прощание руку, сказал: «Может, встретимся еще, кто знает, жизнь — она…» Действительно, кто знает…
Комментарии (0)