Медвежьи были

Уазик урчит, медленно ползет по раскисшему грунту. Я смотрю через лобовое стекло на подымающуюся в гору лесную дорогу, перевожу взгляд наверх, где тянется кедровая гряда. На вершине, обласканной ярким солнцем, гуляет ветер, нежно овевая ветви игольчатых деревьев-исполинов.

Алтайская тайга кажется безмолвной, но стоит выйти из уазика, и непременно услышишь свист рябчика, сварливые крики кедровки, протяжный и призывный голос марала.

Радуюсь благоприятному стечению обстоятельств. Утром ходил по Артыбашу в поисках общества охотников. Кто-то направил в Иогач: там, мол, они находятся, рядом со столовой. На мосту любовался красотами. Внизу шумел стремительно несущийся из Телецкого озера поток кристально чистой, неубывающей воды. То отсчитывала свои первые метры Бия. В продуктовом магазине продавщица провористо отпускала лесозаготовителям крупы, масло, хлеб, другие продукты, вписывая в тетрадь цифры, до моих вопросов им не было дела. Выручила молодая женщина: «Квартировали здесь охотники, а недавно съехали, могу дать вам телефон Неверова, охотовед он у них»..

Минут через сорок я сидел на кухне в доме Анатолия Неверова, здесь же познакомился с госинспектором Сергеем Зарковым. Мои знакомцы спешили, с вечера был запланирован рейд.

— Едешь с нами? — предложил неожиданно Неверов.
Я с радостью согласился. Пока Анатолий собирал сумку, мы с Сергеем Зарковым вышли на крыльцо. Смотрели на парящие под облаками пихты, кедрачи, озеро. Сергей указал рукой:
— Хребет Корбу в снегу лежит… вершина Большого Абакана, гора Энтыкуль. Белки идут по восточной стороне Турочакского района. Высота 2300–2700 метров. Но мы на юг поедем, к перевалу Абаго. До него 40 километров, дальше — труднопроходимые участки, там только на тракторах, вездеходах...
Проехали мост. Через несколько километров дорога резко поменялась: колдобины, выбитые ямы, ухабы, Сергею то и дело приходится сбрасывать скорость.
— Притормози! — как-то по-будничному попросил Неверов, потянувшись в салон за ружьем, затем приоткрыл дверцу машины, и тотчас раздался выстрел: рябчик, гуляющий на дороге и потерявший бдительность, поплатился за это жизнью.
— Жена из всей дичи только рябков любит, — обронил Неверов, захлопывая дверцу.
Впереди показалась красная «девятка».
— Будем останавливать? — спросил Сергей, а сам уже заглушил мотор, протянул руку за папкой с документами.
— Откуда едете? — представившись, задал водителю вопрос Зарков.
— У Палыча был, — не моргнув глазом, ответил хозяин «девятки».
— Чё, Палыч на кабана приглашал? — это Неверов заметил как бы мимоходом.
Парень молчал. А Старков уже проверял документы, осматривал багажник машины, доставал зачехленное ружье.
— Не охотился?
— Нет.
— А ствол стреляный.
— Ну, по бутылкам стрелял.
— Ну, протокол-то я составлю, изымать не буду…
— Надо мне было туда заехать, — уже извиняющимся тоном сказал парень.
— Надо было вначале или в комитет заехать, или в Артыбаше взять лицензию на рябчика. Только по федеральным трассам можно перевозить оружие, а по лесным дорогам в охотугодьях без разрешения ездить нельзя. Федеральный закон показать?
Старков оформил протокол.
Поднялись выше к перевалу. Анатолий предложил завернуть к собирающим кедровые шишки. На днях свои люди, проезжающие по дороге, слышали выстрелы. Шишкари разбили лагерь недалеко от дороги. У балагана немноголюдно: парень с девушкой, другие члены бригады в отъезде.
— Поначалу жутко было. Вася как наговорил про медведей, — делился шишкарь. — И точно, медведицу видели с двумя медвежатами. Я-то уже привык, а ребята из палатки не выходили.
— Браконьеров видели?
— Видел и выстрелы слышал, я аж присел, когда стреляли. И Зина видела. Да, Зин?
— Оттуда они приехали, а двое пешком подошли с той стороны, — девушка указала рукой в сторону распадка. — В машине маралы лежали и эта… как ее? Собака лесная… кабарга.
Поехали дальше. По дороге было еще несколько встреч, на этот раз с охотниками. Проверили ружья, документы. Незаметно спустились сумерки, ночевать решили на лесном кордоне, а утром возвращаться в Артыбаш.
— Ты хотел услышать интересные истории? — спросил Неверов, когда мы вошли в избу. — Знакомься: наш медвежатник Никандрыч.
— Дак когда это было! Я уж и не охочусь, — сказал сухонький мужчина с поседевшей бородой, крепко пожав мне руку и как-то тепло улыбаясь.
Неверов представил других мужчин, потом пояснил:
— Рыбачат в свое удовольствие на тайменя, хариуса.
Рыбаки закончили вечернюю трапезу и чаевничали. Пригласили за стол и нас.
— Расскажи, как с Тохой охотились, — не унимался Анатолий.
— Дак чё рассказывать-то? — усмехнулся Никандрыч, теребя бороду, но потом не спеша заговорил.
— Берлогу как-то нашли— я, Федор Хромой и Тоха. Я залез наверх, снегом все засыпано, а дыра снизу. Тоха зажег бересту, смотрит — медведь. Прицелился. Бах! Готов, говорит. Пока они веревку ладили, чтоб вытащить, значит, из берлоги, я поскользнулся и по пояс в берлогу рухнул. Хорошо, ружьем за комль березки зацепился. В тот же момент — удар лапой по бедру, будто лезвием ножа. Медведица в берлоге не одна была. Откуда силы взялись? Мячиком с берлоги выскочил. Уберег Господь. Кто знает, чем бы кончилось! Пестуна тогда добрали, но уже сверху.
— А правда ли сороковой медведь — роковой? — спросил я Никандрыча и напомнил историю с охотником Куприяном, описанную В. Бианки.
— Дак чё сороковой? Ко мне сам пришел, ну и встретил я его как полагается. А вот от сорок первого могло и не поздоровиться.
— Мне охота на берлоге не нравится, хотя адреналина выбрасываешь много, — заговорил Неверов. — Как-то на своем участке нашел берлогу, выше по реке. А лицензию взял перед началом пушного сезона. Один городской охотник все уши прожужжал: на берлогу, на берлогу! Не вопрос, говорю. Приехал. Отправились втроем: я с братом Андреем и он. Андрей для страховки спустился ниже по горе, стрелка поставил на скалу с хорошим обзором, откуда мишка должен выскочить. Глаз, говорю ему, не отводи от берлоги, а я по кругу пройдусь, осмотрю. Прошло минут десять, я обернулся. Вижу — стрелок мой осматривает окрестность и вроде не до медведя ему. Я снова повторяю: не отводи глаз от берлоги, не успеешь. Он: что это за медведь такой, что не успею выстрелить? Слышу сзади себя: пшык! Поворачиваюсь. Так-перетак! Медведь уже метрах в десяти от берлоги! Я кричу стрелку: медведь-то бежит! Там круто было, у зверя прыжок под гору метров десять. Ну, стрельнул он раз, другой. А мишка скорость набрал километров под шестьдесят в час. Стрелок мой смотрит в сторону убегающего медведя. Хорошо, что там Андрей стоял, одним выстрелом свалил.
Мужики закачали головами, заулыбались. Анатолий продолжал:
— Медведь лежит. Подходим. Вроде никаких признаков жизни. Горожанин достает фляжку с коньяком. Не знаю, то ли чтоб на кровях выпить или чтоб замять это дело, — ведь опростоволосился. Андрей пошел за снегоходом. Я посмотрел на тушу, и чё-то мне подозрительным показалось. Лапа задняя дернулась… Ну, я и говорю: будь начеку, медведь может встать, такие случаи у меня были. Да ну! — отвечает. — Каво там! Явный трупец!

В этот момент мишка поднимается на четыре лапы. Стреляй, стреляй! — кричу. Он за карабин. Бах-бах! Оставшиеся пули выпустил. Медведь уже на задние лапы поднялся. Здоровенный, как лошадь. За моей спиной только заскрипело. Мужичок карабин в снег и бежать. Ну, я и добил топтыгина. Подъезжает Андрей. По чём, спрашивает, стреляли? Да так, говорю, поупражнялись маленько… Жаль, коньяк французский «медвежатник» тогда пролил. Так и не попробовали мы его...

— А вообще-то, если идешь по тропе, он пропускает и кидается со спины. Завсегда так себя ведет, — заметил Никандрыч.
Наступила короткая пауза. Я настроился на очередной «случай с медведем», но Никандрыч обвел всех взглядом, хлопнул ладошками по коленкам:
— Ну чё? Спать?
Мне спать не хотелось. Я накинул на плечи куртку и толкнул легонько дверь. Снизу, где протекала горная речка Пыжа, несло холодом, шумел кронами кедрачей верховой ветер, на небе слабо мерцали звезды. Было все обычным в природе, как и пятьдесят, и сто, и двести лет назад. Странное чувство вдруг охватило меня. Мне казалось, что я уже когда-то был здесь. Соболевал с Неверовым, хаживал на берлогу с Никандрычем, переносил вместе с ними все тяготы таежной жизни... Только вот в каком году? Не вспомню!