Кто эти чудо-охотники, которых называют беркутчи и кузбеги? По какому принципу они различают балапанов, тырнеков, шогелов? Для чего играют диким громадинам на виолончели — моринхуре и приучают к седлу?
СОСТОЯНИЕ ДУШИ
— «Крылатых тигров» ищи на западе в горах, у реки Ховд, в казахской общине около Баяна, — подсказывает пожилой Доржхуу, который, как и многие жители Монголии, зовется только по имени. — Те редкие орлы, что у вас в музеях чучелами стоят, у них в степи летают.
В отдаленный аймак едем по насыпной «дороге века» через перевал Три Черные Вершины. Вместе с нами поднимают пыль ржавые «копейки» и «Москвичи». Чем дальше на запад, тем больше в лавках сувениров с казахскими орнаментами.
— Там — Республика Алтай, а там — Китай, — машет в сторону синеющих гор и долины сопровождающий нас Отгонбаяр. — В начале 90-х многие из монгольских казахов стали оралманами, переселились в Казахстан. Два года не прошло, как стали массово возвращаться обратно.
Опытный охотник-беркутчи Санжар встречает нас у подножия горной гряды в дальнем кочевье.
— Пять поколений нашего рода занимались ловчими птицами. На воспитании все время три-четыре беркута. Куда я поеду от родных могил и своих птиц? — вопрошает аксакал.
Вся стоянка — две войлочные юрты, постройка из самодельных глиняно-каменистых блоков и загон-укрытие для скота из камней.
В вольерах восседают пернатые хищники… Сначала кажется, что на присаде, обитой тканью, сидит сгорбившийся человек в бурке. Но громадина вдруг оживает, распахивает крылья под три метра, ведет клювом-кувалдой…
— Это Шерхан, знатный охотник. Зайца видит на расстоянии трех километров. Одним ударом клюва пробивает череп лисице, падая с высоты, ломает хребет волку. Смотрите, как плотно сложен, — перебирает маховые крылья «шустрого мальчишки» охотник.
Надбровная складка придает хищнику грозный, «нахмуренный» вид. Не поворачивая головы, с заметным превосходством беркут отслеживает все наши передвижения.
— Ловчая птица — не ружье, которое после охоты можно повесить на стену, — рассуждает хозяин, надевая на голову любимца кожаный колпак — клобучок, томагу — который защищает его от ненужных зрительных раздражений.
— Беркута нужно кормить свежим мясом. С птицей надо общаться, разговаривать, подбрасывать жестяную банку, чтобы она ее лапами ловила, играть ей на моринхуре.
Уловив мой недоуменный взгляд, Санжар приглашает в юрту. В знак добрых намерений прикасаюсь правой рукой к верхней притолоке двери. На одной из секций висит миниатюрная виолончель.
— Смотри, сделана из кедра и обтянута кожей козленка. Тонкая вещь, берешь смычок, начинаешь играть… и слышится шум ветра, шелест листьев, журчание ручья… Души охотника и птицы сливаются, обоим кажется, что «летают».
Хозяин охотно демонстрирует нам «голос» моринхура. Степь накрывает тягучая мелодия. Со стороны подворья доносится тонкий мелодичный посвист: «Клюх, клюх…»
— Дуучи! Черти с когтями! — умиляется отзвуку подопечных хищников хозяин.
Одних восхищает грациозная поступь верблюда, других — бег иноходца, а Санжара приводит в восторг взмах крыла дикой птицы, неуловимый поворот головы с мощным клювом.
— На тренировку у нас уходит около двух часов в день. Мы вместе почти круглые сутки. Беркутчи — это не просто профессия, а образ жизни, состояние души.
ОБРЕСТИ КРЫЛЬЯ
Про Санжара местные говорят: имеет врожденный дар обучения диких птиц.
— Из поколения в поколение у нас мальчикам дарили не щенков, а птенцов хищных птиц, в шесть лет с друзьями мы уже примерили специальную перчатку — колгап, — делится с нами аксакал. — Сначала нам доверяли птенцов ястреба, потом — сокола. Но малышей никогда не брали на охоту с беркутами. Чтобы охота была успешной, хищник должен быть голодным. А если оставался без добычи, мог напасть на маленьких детей. И один-единственный случай, когда беркут атаковал по ошибке мальчика и выклевал у него сердце, занозой сидит в сознании каждого беркутчи.
— Только в подростковом возрасте под руководством взрослых мы начинали приручать беркутов.
Опыт обучения диких птиц издавна хранился в глубокой тайне. В старину для князей охота с ловчими птицами была забавой, а для простого народа существовал лов для пропитания. У нас в округе и теперь говорят: «Если хочешь охотиться для сердца — должен иметь беркута, а если для желудка — достаточно завести ястреба».
Чтобы увидеть ловчую птицу в деле, мы едем в степь. Сезон охоты позади. С беркутами обычно охотятся с ноября по февраль. Именно в это время пушистые животные имеют хороший зимний мех. Наш выезд тренировочный.
Пронизывающий ветер гонит отару облаков. Красавец с белым перьевым нагрудником по кличке Кобланды покачивается на руке хозяина, одетой в толстую рукавицу из воловьей кожи. Локоть Санжара опирается на специально прикрепленную к седлу деревянную подставку. Иначе шестикилограммовую крылатую громадину не выдержишь.
Впереди — голая каменистая степь с отдаленными сопками. Для меня — никаких признаков жизни, как на Луне. Санжар же замечает следы лошади Хамзы из соседнего хошана, видит шмыгающих сурков-тарбаганов. Интересуется, слышу ли я, как «за горой речка шепчет заговор». И вдруг, уловив что-то в тишине, с тревожным криком ослабляет путы на ногах беркута, сбрасывает с его головы кожаный колпачок и подбрасывает хищника в небо.
Шевельнув только самыми кончиками перьев, птица входит в воздушный поток, скользит вниз по склону… «На хороших крыльях пошла в атаку», — подается вперед мастер. Зависнув на миг, беркут складывает крылья и, пикируя, камнем падает вниз…
Только глядя в бинокль, я замечаю в пологом карьере бегущую лисицу. «Дело решенное, нет ни сурчины, ни кустарника, укрыться рыжей негде», — сжимает кулаки охотник. Мгновение — и хищник Кобланды, развернув крылья и хвост, намертво впивается лапами в загривок жертвы.
Подскочивший на лошади Санжар уговаривает птицу отпустить зверя. В ход идут все ласковые слова. Решает дело награда — захваченный из дома кусок свежего мяса. Приняв лисицу — трофей, самую желанную добычу, из меха которой монгольские казахи делают свои знаменитые шапки, посадив любимца на перчатку, беркутчи признается:
— На охоте с дикой птицей я сам обретаю крылья. Не поверите: когда хищник промахивается — на меня наваливается неимоверная физическая усталость.
КАНА И ШОГЕЛ
Обучение ловчей птицы — целая наука. Ошибешься — птица станет «домашней», сродни курице, или, наоборот, махнет крылом и исчезнет навсегда в небесной синеве.
За ужином, разбирая на низеньком столике-шире блюдо с вареным бараньим крестцом, хозяин рассказывает, что птенца обычно берут на воспитание из гнезда в возрасте трех недель. Если «пуховичок» в гнезде один, его, как правило, оставляют, чтобы в дальнейшем сохранить гнездо.
Для того чтобы найти «своего» беркута, приходится изрядно полазить по скалам. Гнезда хищников располагаются в почти недоступных каменных нишах.
— Шаг за шагом птицу приучают садиться на руку охотника и получать там корм. Рука беркутчи, одетая в перчатку, должна стать для птицы самым безопасным и привлекательным местом. Пока беркут ест, его начинают потихоньку носить. Поэтому-то воспитание и дрессировка птицы и называется вынашиванием.
Затем птицу учат слетать на руку охотника с присады — дуги, обшитой сукном. Как только беркут начнет «ходить» (взлетать) на руку с 30–50 метров, его приучают прилетать издалека, размахивая вабилом — перьевой игрушкой из пары голубиных крыльев. После этого переходят к упражнениям по натаскиванию на дичь.
— Беркута до года мы называем балапаном, двухлетний хищник — это уже кантубит, трехлетний — тырнек. Достиг 7 лет — будет кана, в 12 лет — шогел.
ОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ
Попавший к человеку и выросший в его окружении птенец не знает другой жизни и поэтому легче переносит неволю.
— Однако для охоты на волка, сайгака и джейрана больше подходят беркуты, которые были пойманы взрослыми. Такая птица отличается большей смелостью и ловкостью — качествами, приобретенными на воле.
Приучить взрослых беркутов гораздо труднее, чем взятого из гнезда птенца. Птице не дают спать. Как только хищник задремлет, начинают раскачивать насест, да так, что невольница теряет равновесие и точку опоры. Но потом доверяет человеку, который протянул ей руку.
— Следом дают моченое мясо. Как бы много беркут его ни съел, остается голодным. Эта еда для хищной птицы недостаточно питательна. И вдруг ей преподносят мясо свежезарезанного барана с кровью. Для беркута это — пир. Постепенно он привыкает брать мясо из рук хозяина. Переходит за лакомством с места на место, перелетает с одного насеста на другой, а потом и на руку беркутчи.
У каждого охотника есть несколько шкур лисиц, набитых сеном. Дождавшись, когда беркут сильно проголодается, кусок мяса привязывают к голове чучела. Помощник дрессировщика тащит за собой на длинном тонком ремне поддельную лису, а беркутчи срывает колпачок, закрывающий глаза птицы. Хищник, видя, что обед уплывает, кидается вдогонку, крепко вцепляется в шкуру когтями. Наслаждаться мясом беркуту приходится на ходу.
— Потом рослая тренированная птица во время охоты зависает над бегущей лисой, одной лапой хватает ее за загривок, другой — за морду, соединяя сильные ноги, сгибает зверя в дугу, нередко ломая ему хребет. Есть беркуты, что берут и матерого волка, выклевывая ему в первую очередь глаза.
— Есть хищники, что добыли около 800–900 лисиц и по два десятка волков. Слава о таких пернатых охотниках идет далеко за пределы аймака. Им при жизни посвящают песни и хоронят с почестями, как человека, заворачивая в белый саван.
Санжар провожает нас до дороги, ведущей в Улан-Батор. Совсем рядом, у неба, — зима. На вершине Хайрхан круглый год лежит снег. Но в то же время в песчано-каменистой степи нередки пыльные бури. Бывает, беркутчи во внезапно поднявшемся смерче теряет из виду своего орла. Ищет его в степи до ночи. Убитый горем, возвращается домой, а утром видит потрепанного любимца, восседающего на насесте у юрты. Чей радостный клекот или крик тогда громче — не понятно. Санжар уверен, что нет дикой птицы, более отзывчивой на терпеливую любовь, нежели хищники.
Комментарии (0)