Ну не люблю я рыбалку, ну не люблю! И ничего с этим не сделаешь. Что в ней хорошего? Просидишь четыре часа с удочкой, вытащишь двух пескарей и одну уклейку, и никакого удовольствия…. Брали меня с собой. И какое открытие я сделал? Вода, оказывается, бывает холодной и очень холодной, а также мокрой и очень мокрой. То ли дело охота! Уж если попал — значит, попал. И мясо, и костер, и друзья. Приготовишь — оторваться невозможно. А воспоминаний!..
И все-таки есть, есть радость в рыбной ловле, когда к ней не готовишься, а все происходит как бы само собой. Давно я мечтал отведать хариуса, но все было как-то недосуг. И потом, как говорят, он в таких местах обитает, «где пешему не дойти, а конному и за три дня не добраться».
Летом 1976 года наш полевой сезон проходил за Полярным кругом. Вертолет перевозил нас на новую точку. Я попросил топографа показать ее на карте. Обычное по якутским понятиям озеро, размером в три Манежные площади, а рядом змейкой петляет речка. И так плотно ее кольца нарезаны, будто пружину сжали. А рядом еще озера, речки, болота. И почти нет деревьев. Я даже не успел прочитать название озера, как топограф забрал карту. И действительно, зачем его знать? Все равно из этих мест пешком не выкарабкаешься, вся надежда на вертолет.
Остались мы вдвоем на точке: я и техник-взрывник Сашка Ступак. Разбили лагерь, доложили по рации о своей готовности к работе, и вдруг нас обуяла такая лень, что не захотелось даже готовить обед. Вроде как «с прошлой осени закормлены».
А может быть, этому виной звонкое якутское лето с его тридцатипятиградусной жарой? Неужели бывает такая теплынь в Якутии? Оказывается, бывает. Даже комары попрятались в прохладные места. Лишь оводы бесцеремонно продолжали бомбить брезент палатки, чтобы спрятаться в ней от зноя.
Нехотя подошли к речке, что ласково шуршала в двадцати шагах от лагеря. Она шустро текла меж невысоких берегов в сторону Ледовитого океана. Под нами бурчал перекат.
- Смотри! — крикнули мы вместе, показывая на него рукой.
Через перекат перебиралась рыба. Большая, с фиолетовыми плавниками и какими-то черными пятнами на боках. И как перебиралась! Стояла возле самого перекатика, еле-еле шевеля хвостом, а потом — раз! Сильный удар по воде, прыжок, и она уже на той стороне.
— Так это же хариус! — воскликнул Сашка. — У тебя есть?
— Есть, — выдохнул я.
А что у меня есть? Только пять крючков седьмого номера, и все. Да еще катушка белых ниток № 10. Кто ж его знал, что будет такая прорва рыбы? Но и этого оказалось достаточно. К телескопической антенне от рации прикрепил нитку, к ней двумя обычными узлами привязал крючок. То же сделал и Сашка. Только он вместо удилища приспособил найденную на берегу корявую палку метра полтора длиной. Вот так и стали рыбачить — без поплавка и грузила. Я перешел речушку по перекату, слегка замочив щиколотки, а Сашка остался на обжитой стороне. Да, а на приманку мы наловили оводов, рассадив их в спичечные коробки. И вот забросил я антенну (тьфу, удочку!) в ожидании клева, а она сразу же изогнулась, того и гляди сломается. Подсек. Сверкнул красным оперением хариус. Блям! И он уже в ведре. Смотрю: и Сашка с крючка своего снимает. И что тут началось! Две минуты — три хвоста! Карусель какая-то. И все как на подбор, будто через сито просеяны. Весов у нас при себе не было, но каждый тянул не менее чем на 600 граммов. На одного овода попадались по три-четыре рыбины.
Вот подсек я очередного хариуса, взметнулся он над водой и сорвался с крючка, при этом перелетев мне за спину. А сзади находилась лужа-старица метров 15 длиной и два шириной. Тогда я поворачиваюсь спиной к речке, закидываю в старицу удочку, и через минуту тот же хариус оказывается у меня на крючке….
Через полчаса ведра оказались полными, и мы прекратили рыбалку. Конечно, можно было бы выловить всю рыбу в реке, только что с ней тогда делать? Мы не могли ее даже завялить, так как расстояние между двумя ближайшими деревьями составляло метров тридцать. Как же ее развесить? Не было у нас и коптильни. Оставался самый простой и не самый плохой способ ее приготовления — засолить. Сказано — сделано.
Солнце напоминало желток, бегающий по сковородке небосклона. Интересно, а что оно думало, наблюдая сверху за двумя раздолбаями, сидящими на берегу речки, свесив в нее босые ноги? Между нами находилось ведро с малосольным (два часа засола) хариусом, и мы даже не могли разговаривать, а скорее мяукали.
Трудно передать вкус этой замечательной рыбы. Попробуйте рассказать стихотворение своими словами. Что у вас получится? Так и здесь. Хариус — это хариус!
Когда в ведре осталось две рыбины, мы остановились и без сил упали спиной на землю. Закурили. В тот день мы так себе ничего и не приготовили на костре.
А ночью я умирал от жажды. Наконец под утро, набравшись мужества, я быстро выскочил из палатки и оказался на улице. Все озверевшие за день комары Якутии бросились на мое бренное тело, пытаясь сделать из меня почетного донора. Только я черпанул эмалированной кружкой воды из стоящего рядом с палаткой ведра, как тотчас пронзительная боль долбанула меня по зубам (как потом выяснилось, в верхний правый моляр).
Остаток ночи я провел в полусне, в полудреме. Боль была такой, что я готов был прогрызть брезент у палатки. Вот уж действительно, за удовольствие надо платить... И все же это была сказка, имеющая один недостаток: слишком быстро кончилась.
Комментарии (0)