Чарма

Часть 2Еще в прихожей я понял, что жена дома, взял собачку на руки и открыл дверь на кухню. «Здравствуйте! Вот и мы». «Ага, — задумчиво сказала жена. — Дай-ка я на нее посмотрю».

Она взяла собачку на руки, заглянула ей в мордочку, потом погладила ее, и когда посмотрела на меня, я понял, что у меня появился новый друг-собачник, точнее, подруга-собачница, а мое ушастое существо обеспечило себе любовь и ласку.

Два дня мы не могли придумать спаниельке кличку, все было что-то не то. Лета — не лето, Веста — невеста, Рада — не рада. На третий день я написал очередной десяток имен, и мы сели перед матрасиком будущей охотницы. Юта… Чина… Турма… Собачка подняла голову… Чарма… Она встала и завиляла хвостиком.

— Чарма! — засмеялась жена. — Ее зовут Чарма! Сама выбрала.
— Да-а, — говорю, — выбрала. Она и хозяина сама выбрала, улеглась на мой тапочек, и — все. Она и хозяйку обворожила. Чудеса. Не забудь тапочки в прихожей убрать.

Чарма быстро освоилась на новом месте, гоняла по квартире мячики, писала, где хотела, и грызла все что ни попадя. Вставала новая проблема — воспитание! Я прочитал несколько собачьих книжек, однако диспута с новой собачницей избежать не удалось.

— Вот, например, у Макаренко… — начинал я…
— Что мне твой Макаренко! Ты почитай Ушинского!
— Не хочу я читать Ушинского! И по Макаренко все просто и ясно: кнут-пряник, кнут-пряник, доверяй-проверяй…
— Это по Макаренко ясно? У него за один пряник семь шкур дерут! И — пожалуйста, вырастает коммунист!
— А по Ушинскому кто вырастает, монархист, что ли? Ты пораскинь мозгами-то, в исторической ретроспективе.
— У нашей Чармы, между прочим, семь чемпионов в родословной!
— Ну и что?
— А то, что по Макаренко ты из дворянки воспитаешь дворняжку! И погубишь собачку!
— Ну ты скажешь тоже! Нас вообще воспитывали по учебнику «История КПСС», и ничего, выросли!
— Чармочка, иди ко мне, умница моя! Не слушай его.

Если бы понимал я в девяностом году, что вырастет из этой самой «Истории КПСС»… Если бы понимал, избежал бы я многих ошибок в своей охотничьей жизни!

Когда Чарма изгрызла вторую пару тапочек, я решил, что наступило время воспитательной работы. «Не очеловечивайте собаку, — читал я в учебнике, — собака должна знать, что такое плетка…» Нет, думаю, плетка и кнут — это грубо. Лучше, конечно, розга. Хотя и розга, если заглянуть в словарь, тоже что-то устаревшее.

В общем, принес я с улицы хворостину, придрался при первой же возможности к какому-то пустяку и начал процесс воспитания. Чарма от неожиданности взвизгнула, посмотрела на меня своими глазищами и убежала на место.

Прошел час — она не выходила из своего уголка. Прошел второй… Прошел третий — положение не менялось. Пришла с работы жена — собачка шевельнула хвостиком, но с матрасика не сошла.

— Что такое? — спросила жена. — Она не заболела?

Я рассказал, в чем дело.

— Придется тебе прощения просить, воспитатель! — съязвила жена.

Да уж, подумал я, какой-то щенок, какой-то сопливый щенок, а что делать, не сообразишь. Придется, видимо, просить.

Я пришел в собачий уголок, сел возле Чарминого матрасика и начал от Ярослава Мудрого. Я говорил, что наш великий князь был охотником и ради послушания и пользы дела применял иногда розгу. И наш великий государь Алексей Михайлович был охотником и тоже наказывал младых своевольников, опять-таки ради послушания и пользы дела. И детки слушали родителей!

Поэтому из Киевского княжества выросло Московское царство, а из Московского царства — великая Российская империя. От исторических примеров я плавно перешел к личным и признался Чарме, что и меня самого мой батюшка драл четыре раза. А если бы… семь?.. О, Чарма, теперь бы у тебя была бы отдельная комната!

Я закончил с историей и опять-таки плавно перешел к самой охоте: поля… июль… тра-а-вы… ангел в воздухе поет… Ты поднимаешь коростеля и гонишь его до самого горизонта. И что нам скажет эксперт? Нет послушания — нет охоты, вот что он скажет! А ты думаешь, что я по злобе? А я — из любви. Прости меня, пожалуйста.

Чарма выслушала все это, встала и разрешила себя погладить. Мир был восстановлен.

На следующий день явилась теща, и я приготовился к новым испытаниям.

— Поживи у нас, мама, отдохни, — слышал я голос жены на кухне.
— Да ведь у вас, как на скотном дворе, где ж тут поживешь!
— Да мы ее не будем пускать на кухню!

Чарма носилась по комнате с мячиком в зубах и не видела над собой туч.

Через три дня жена сказала:

— Мама кормила Чарму.
— Не может быть!
— Я вчера торопилась, а она говорит: иди, иди, я покормлю! Я так удивилась…

Через пару дней удивился уже я — зашел на кухню и увидел, что собака лежит на тещином диванчике:

— Чарма, это что такое?!
— Ничего-ничего, это я ей разрешила!
— То есть как?
— Она попросилась, я и разрешила.
— Ага-а… — протянул я, — а кто говорил про скотный двор?
— Ну я ведь не знала, что она… такая… — и теща погладила ушасту головку. Пришлось объяснять уже теще, что собачка должна знать место, не выпрашивать куски и т.д. и т.п.

Изменились отношения и с друзьями. Двое из городских, Виктор и Андрей, тоже завели собачек — рыжего спаниеля Дика и дратхаара Макса. И если раньше в наших разговорах была только тема охоты и жизни, то теперь — здоровья. Звонит, например, Виктор:

— Как здоровье?
— Да голова…
— Что ты со своей тыквой?! Я спрашиваю про Чарму!

Приходится забывать про голову и подробно рассказывать, что кушала Чарма и не жидко ли «ходила». После этого наступает моя очередь выслушать, насколько подрос Дик и как он пытается лаять. Да что Виктор! А его жена? А Андрей? А сосед с его боксером? А однажды звонит совсем незнакомый охотник и интересуется, как здоровье собачки? Я молчу и понемногу понимаю, что в этом собачьем мире уже и незнакомые сходят с ума как родные.

Дело, однако, проясняется, и оказывается, что незнакомец — «брат» моей Чармы. Точнее, моя Чарма — родная сестра его кобелю. А мой телефон незнакомец узнал у нашего заводчика, который приехал к нему с проверкой и советом. Обещал приехать и ко мне! Интересно, говорю. И рассказываю, как покупал Чарму и как ее обещали другому. И моего Тома, сообщает мне охотник, обещали другому мужику!

— Из Рязани?
— Ну да… А ты откуда знаешь?
— Знаю… И сколько ты ожидал? Полтора часа? Ага. А я два! Песня об охоте была?
— Еще какая!

Ох, думаю, дед! Ах сказочник! А я ведь его чуть старым хреном не обозвал. Да еще не мог сообразить, в чем каяться. Действительно, ты милостив ко мне, Боже.

Через неделю у нас за столом сидел Александр Анатольевич Ефанов и обсуждал с моей женой сроки весенней выводки русских спаниелей. Я заваривал чай, а Чарма носилась из комнаты в кухню и радовалась гостям.