Для настоящего охотника выезд на природу, в степь или лес – событие, а выезд на охоту – праздник вдвойне. Ну а уж выезд на волчью охоту – великое событие.
Tам, куда мы едем сегодня, кабаны не выводились никогда. Даже в самые засушливые годы и при больших пожарах зверь не уходит из этих мест, потому что в природных озерах и низинах всегда есть вода. Она самую малость солоноватая, но пить ее можно, а там, где есть вода, там жизнь не исчезает. Камышовые заросли вокруг болот и озер дают зверю корм и защиту. Внутри камышовых джунглей жизнь идет по своим законам. Сюда никто посторонний не лезет. Летом – топь, зимой – ненадежный лед.
Здесь, как и много лет назад, стоит одинокая землянка с загоном для скота из стеблей камыша, так же, как и много лет назад, навстречу нам выбежал рослый кобель с изуродованной нижней челюстью (последствие битвы с волками). Хозяин узнал меня и неподдельно обрадовался. Приятно, когда тебя помнят и встречают.
Мои друзья немного оробели, заслышав вечером долгий волчий вой со стороны болот. Один из них даже изменился в лице, бросив есть. Моим рассказам о таких местах и охотах они верили с трудом, и только видеозаписи и фотографии подтверждали, что я не законченный врун. Пару раз выезжали они со мной в степь на сайгаков, где все просто. Стреляли и лисиц из-под гончих, опять-таки одно удовольствие. На эту охоту упросили меня выехать перед самым Новым годом, и вот мы здесь.
В степи надуло свежего снега, закрыв все тропки и дороги, и к месту я добирался по приметам, только мне известным. До ближайшего селения около шестидесяти километров, если не считать мелких чабаньих точек. Наш хозяин живет здесь очень давно, с самого рождения. И отец его жил здесь, и дед.
Утро выдалось ветреным, уже плохо, хотя мы выспались на чистых простынях в теплой половине дома и теперь были в прекрасном настроении и полны оптимизма. У казахов утренний чай – дело святое, и пока его грели на печи, в которой жгут кизы, пока одевались, прошло время. Благо охота здесь начинается прямо с порога. Собаки наши ночевали в теплом коровнике и вышли на ветер неохотно, сразу же продрогнув. Я взял их на поводок, и собственно охота началась.
Через сотню шагов Набат, опытный гонец, потянул к припорошенному и подмерзшему следу. След волчий. Мои друзья переглянулись. В камыш вела торная тропа, тут в затишке часто, видно, толпились овцы и коровы. Дальше тропа выходила на полянку. Сразу в нескольких местах начинались новые тропы, расходившиеся лучами от озера. Я выбрал самую широкую и торную, по которой мы и продолжили движение. Вот и долгожданные кабаньи следы, а рядом волчьи. Через полчаса первые кормовые накопы на островах, следы четко отпечатались на разрытой земле и между вывороченными корневищами.
Площадка была сильно изрыта, и я решил исследовать выход стада, а то, что это стадо, сомнений уже не было. Лайка Буран тянул поводок до хрипоты. Выходную тропу я нашел с трудом, вернее, сначала отдельные следы шли в разных направлениях, и только через добрую сотню шагов они соединились в одну набитую долобу, утоптанную до льда, а на островках до земли. Теперь часто попадались поперечные кабаньи тропы, на которых можно было видеть и волчьи следы. И вот, наконец, отдельные особи стали всходить в стороны тропы – верный признак, что хотят устраиваться на дневку. Двух человек я поставил на пересечении троп справа и слева, а сам, взяв самого опытного на подстраховку, отправился дальше.
Набат, остановившись, стал втягивать носом воздух – зверь рядом. Теперь мы, не разговаривая, объяснялись жестами. Собаки, спущенные с поводков, с какой-то вежливой осторожностью пошли в камыш. Можете мне не поверить, но с тех пор как Набата пару раз порезали кабаны, он безошибочно стал определять и размеры, и, мне кажется, пол зверя. Последний раз он с месяц лежал с разодранной задней ногой. После этого по гонному голосу я точно определял, какого по размерам зверя гонит мой пес. Ежели гон настойчивый и быстрый, значит, гонит или подсвинка или поросенка, а ежели гон осторожный, с частыми перемолчками, когда начинаешь сам дергаться и терять терпение, значит, зверь попался матерый, который сам не прочь в любую секунду превратиться в охотника.
Я переживал теперь за лайку, неласкового и бесстрашного пса. Ему еще не попадались громадные секачи и матерые свиньи, и потому наглость его не имела границ.
Ружья зарядили картечью, держа в руке по одному запасному патрону. Собаки потянули через мелкую кугу на островке и одновременно залаяли монотонно, казалось, без злобы. Знаком даю товарищу команду занять позицию, а сам, подойдя к собакам, готовый в любое время стрелять, всматриваюсь в толщу камыша и ничего не вижу. Время летит, ситуация не меняется. Напряжение нарастает, когда собаки двинулись вперед метра на два. Как только я занял чуть левее на ветер, ситуация резко изменилась. Казалось, кто-то огромный, круша все на своем пути, ломится прямо на нас. Шум справа и слева и даже, кажется, сзади. Во рту мгновенно пересыхает, сердце гулко колотится, появляется ощущение тревоги и опасности. Вот она, охота! Собаки, отскочившие было ко мне в ноги, теперь ринулись за удаляющимся шумом и треском. Мой напарник, не стыдясь, показал мне свои руки, они тряслись мелкой дрожью. Звери далеко не ушли, это я определил по лаю собак. Набат перешел с грубого лая на гонный, и теперь голос его удалялся по кольцу, заходя к нам за спину.
Я было повернул на голос, но, видя, что лайка продолжала работать на месте, явно по крупному зверю, оставил Виктора, моего напарника, а сам продолжил движение. Сзади, на номерах, прозвучал дуплет, а потом еще один выстрел. После выстрелов лайка было кинулась вперед, но тут же отскочила на исходную позицию. Зверь был совсем рядом. Как я ни всматривался, что-либо различить не смог. Потихоньку подбадривая собаку, я пробую продвигаться вперед, но Буран уперся и далее ни шагу. При этом он как-то внимательно старался заглянуть за поваленный старый настил камыша, переставая в такие мгновения лаять, и был так насторожен, что я уверился: зверь рядом и идти дальше никак нельзя. Кабан, видно, не просто притаился, а готовился сам к нападению. Диву даемся, как такая махина умеет прятаться в камыше, среди валежника.
Как бы из-под земли появилась черная холка и рыло зверя. В какое-то мгновение я поймал его на прицел, но тут он вновь растворился среди однотонно-грязного поваленного камыша. Собака отскочила вправо к Виктору и вновь залаяла азартно и рьяно. Сразу подходить к затаившемуся зверю очень опасно, пусть немного постоит под собакой, да и у нас уймется нервная дрожь. И тут какой-то шум сзади заставил меня резко обернуться. Виктор целил в какого-то приближающегося зверя. «Наверное, Набат спешит на голос Бурана», – подумал я. Виктор, ошарашенный быстрыми событиями, не спешил опускать ружье. Дымчато-бурый волк выскочил почти ко мне в ноги, а в следующий миг почти был на прицеле у Виктора. Мне кажется, что он выстрелил не целясь, после чего, так и не опуская ружья, он куда-то всматривался и призывно кивал мне головой. Лицо его было бледно, взгляд заострился, шапка съехала на глаза, и он тряс головой, пытаясь ее поправить, не опуская ружья.
И тут завизжал Буран, потом залаял, снова завизжал. Кабан топтал то место, где только что был кобель. Темно-бурая масса металась из стороны в сторону, резко вскидывая огромную клыкастую голову. Летел тростник, вырванный с чудовищной силой. Я испугался. В то мгновение я думал только о собственной безопасности. В том, что собака замята, я почти не сомневался, потому что под ногами кабана, как мне показалось, мелькало какое-то темное пятно. Все это отпечаталось у меня в сознании в одно мгновение. Я поднял ружье, и в это время прозвучал одиночный выстрел Виктора. Кабан, мгновенно развернувшись, кинулся на Виктора; пролетая мимо меня, он на ходу так боднул башкой, что метелки из ближнего камыша ударили меня по глазам. Слёзы мгновенно застили мне обзор, но даже сквозь слезы я видел темный силуэт моей гибели. Из верхнего ствола я выстрелил почти в упор, потом я то ли сам отскочил, упав, то ли он меня свалил, мелькнула лишь бурая полоса кабаньего бока. Когда я вскочил на ноги, напоров до крови руку о сломанный камыш, стрелять было некого. И тут же в пятнадцати метрах раздался яростный лай Бурана. Жив мой псина!
Перезаряжая ружье, я вспомнил о Викторе. Он стоял с ружьем у пояса, как с автоматом, испуганный и ошеломленный. Я подошел к нему и открыл его ружье. В стволах стреляные гильзы. Да, велика сила страха! Виктор старался выглядеть смелым и показно рвался вперед. Я его успокоил, сказав, что со мной происходит то же самое. Уж больно рьяно кидался Буран на камыш и даже от избытка злобы хватал его зубами у корней. Осмелев, мы продвинулись вперед и увидели лежащего зверя. Уши у него были прижаты. Виктор выбрал момент и, когда собака увернулась от щелкнувших клыков кабана, выстрелил за ухо. Из раны задымилась кровь, а Буран начал рвать щетину на горле зверя. Я поздравил Виктора с полем и с первым его кабаном.
Вспомнили о волке, и Виктор немедленно потащил к месту, где он его стрелял. Стрелял почти в упор и потому мог промахнуться. Буран никак не мог успокоиться и, когда я захотел взять его на поводок, так рыкнул на меня, что я оставил эту затею. Волк лежал там, где и был настигнут картечью. Одна из картечин пришла прямо в затылок, и зверь влетел в скрывшую его гущину, будучи уже битым. Теперь кровь прилила к нашим лицам, и, как бывает после стресса, мы начали друг другу что-то объяснять, вновь и вновь возвращаясь к пережитому. Вспоминая подробности и перебивая друг друга – не зря приехали, не зря поволновались.
По своим следам спешим с радостной вестью к друзьям. Их мы нашли на номерах, с ружьями наготове, причем лица их были до того довольными, что я тоже от души порадовался удаче моих товарищей. На тропе лежал крупный подсвинок – это все объясняло.
Виктор долго горевал, что Буран выщипал голову и часть шеи у секача – пропал такой трофей! – но я его успокоил. Череп я выварил в казане и очистил добела, а остальное – дело техники. Мастер сделает все как надо. Волка же товарищи не стали шкурить в камыше, а по очереди потащили на себе до жилья. Это их первый трофей, и разглядывали они его сутки. Только на другой день вечером Виктор снял шкуру с почти замерзшего волка по всем охотничьим правилам, с коготками и подушками на лапах, и делал он это так аккуратно, с такой любовью, что я еще раз поздравил его с трофеем.
Жена хозяина приготовила в казане жаркое, все ели и нахваливали, при этом благодарно посматривая на меня. Нет, не зря я привез их сюда, в этот заветный для меня уголок, хорошие они люди, не жадные. После ужина все, не сговариваясь, уселись на полу и, выложив боеприпасы, отбирали на завтра самые надежные и самые лучшие патроны. Заводские убрали сразу, так как сегодняшняя охота показала их слабую сторону. На всякий случай я раздал каждому по точеной подкалиберной пуле из стали, которая не боится ни веточек, ни камыша. Возбужденные сегодняшней удачей, долго не могли уснуть, вновь и вновь перебирая события дня.
Утро выдалось совершенно безветренное и морозное. Как и вчера, решили зайти с той же тропы. За ночь ничего не изменилось. Судя по накопам, в стаде было больше десяти особей, двух мы добыли, и хотя потревоженные кабаны обязательно сменят лежки, слишком далеко уйти они не должны. Собаки ушли вперед, и мы по тропе последовали за ними. Я двигаюсь серединой по совсем узенькой тропке, которая часа через полтора пути привела меня к озерцу с островком на середине, заросшим кугой.
Озеро исхожено вдоль и поперек кабанами и волками, есть совсем свежие следы косуль и лисиц. Вчера один из товарищей нашел на тропе останки лисицы. Видно, волки загнали бедняжку в чаще, оставив лишь мелкие клочки меха. Собачий лай я услышал, когда мостил себе сиденье из куги для отдыха. Куда делась усталость! Спешу на голос собак. Вот они совсем рядом, работают вдвоем по одному зверю.
Увидев человеческие следы, я понял, что меня кто-то уже опередил, и теперь осторожно перемещаюсь, глядя внимательно вперед. Выстрел, другой, и через короткую перемолчку собаки с визгом погнали какого-то зверя правее меня. Наверняка кабан. Уж слишком шумно передвигается. Запыхавшийся Андрей вышел из камыша. Раскрасневшийся и взмокший, он сообщил, что стрелял в кабана прицельно – и на следу, и на камыше кровь. Кровь-то кровь, да ушел далековато, и опасен он теперь вдвойне. Андрей уверил меня, что клыки у кабана небольшие, хотя сам велик. Скорее всего свинья. Обычно самых крупных свиней мы не стреляем, так как у стада вожак – свинья. Будет она жива, и выживет все стадо. Но тут почему-то лежала она отдельно.
Далеко прозвучали три выстрела подряд. Решил идти в сторону выстрелов, и через некоторое время слышу гонный голос Набата. Вот он все ближе, ближе, и Андрей, которого я потерял из виду, после дуплета в восторге закричал: «Дошел!» Я поспешил в ту сторону и увидел радостного товарища, рычащих друг на друга собак и тушу трехлетнего кабана. Тут подошли остальные охотники. Надо бы освежевать тушу, но всем хочется поскорее начать охоту. Ах, как я их понимаю! Андрей вызвался добровольцем остаться разделывать кабана.
И вот Набат уверенно потянул через камыш, без тропы продираясь сквозь чащу, шумя не меньше кабана. Так уверенно он мог лезть, только прихватив запах какого-либо зверя. Мое предположение подтвердилось, когда я услышал тонкий заливистый голос гонца, идущего по горячему следу лисицы. Обычно в таких случаях я сильно огорчался. Ведь хочется зверя покрупнее, но теперь, когда охота удалась, когда практически сбылось задуманное сверх ожидания, – лисица нам на десерт. Два часа водила рыжая собак по кабаньим набродам, сбивая их со следа, но опытный гонец не спеша, почти без сколов, распутывал лисьи хитросплетения и выставил-таки хитрую на выстрел счастливому Сергею. Собак посадили на сворку, пока разделывали и вывозили дичь. День прошел. А в ночь мы были готовы отправиться восвояси. Спасибо хозяину и его благодатному краю. До следующего раза!
Комментарии (0)