Целью похода был голубь вяхирь, он же витютень, кормившийся на этих полях. Я был один.
Лишь тявканье собак с ближнего хутора, шорохи невидимых существ да мерцание звезд нарушали тишину. Ночная прохлада придавала бодрости.
Бледнел своим созвездием Пегас, в который раз заставляя вытаскивать из кармана мобильник, чтобы сверить часы до прихода рассвета.
Никогда не охотился на голубей. С детства было привито особое отношение к этой птице. Ведь голубь для людей моего поколения — символ мира, растиражированный на почтовых марках.
Классик охоты Аксаков в своей книге, в предисловии, писал: «Голубь с незапамятных времен служит эмблемой чистоты, кротости и любви… Крестьяне никогда не едят голубей и во многих деревнях не позволяют их стрелять». Но это о домашних голубях.
А я иду охотиться на дикого вяхиря километров за шесть и почему-то верю в охотничий фарт. Правда, есть одно но. Днем из окна автобуса видел у края поля снующие комбайны, машины в ожидании зерна — уборка началась.
«Опоздал», — тупо повторял я одно и то же слово. Настроение испортилось окончательно. И было отчего. Охота наша пошла на убыль, утки на болотах днем с огнем не сыщешь, перепел улетел, куропатку поднять — счастье. А почему бы не сходить на вяхиря?
Дорога у сгустившихся деревьев привела к шлюзу. Нитка заброшенного канала, заросшая кустарником, сплошным камышом разделила огромное поле подсолнечника на две части. Решаю идти дальше, на самый край. Туда комбайны, если выедут, к концу рабочего дня не доберутся. Местность открытая, ни деревца. Значит, придется хорониться в подсолнечнике, что усложнит подход к птице. А может, наоборот?
Уже рассвело. Яркое солнце заливало светом покать, спускающуюся к моим ногам, золотило ощетинившуюся стерню убранного поля, просвечивало стоящие частоколом стебли неприступного подсолнечника, и лишь тугие, набитые зерном шляпки повернулись к солнцу и будто склонили перед всемирным светилом свои головы.
Продираюсь сквозь густоту, торопясь занять «командный пункт» на возвышенном месте. В вышине пролетел один, следом другой голубь, потом стайка. Настроение поднимается. Уже привычным кажется передвигаться в подсолнечниковых джунглях. Активность голубей возрастает, птицы перемещаются чаще правее меня, ближе к краю поля. Не стою на одном месте и я.
Вот летит. Небольшой табунок, но кучно. Выцеливаю первого, нажимаю на спуск. Промах! Вяхирь, распластав крылья, пытается набрать высоту. Еще один выстрел — и большая птица падает метрах в двадцати. Вижу, где дернулись корзинки подсолнуха, без труда нахожу первого своего вяхиря. Второй обычный заводской патрон снаряжен более крупной дробью — № 5. Слышал, что вяхирь очень осторожен.
Кое-кто называет его, как вальдшнепа, дробоедом. Так оно, видимо, и есть. Наверное, показалось, что птица после выстрела как-то робко замахала крыльями, пытаясь уйти от опасности. Именно в этот момент дробины прошили грудь, перебили крыло. А может, я был сносно упрятан в зарослях.
Прикинул в ладони на вес — хорош вяхирь. Хорош и собой. Розоватый клюв на маленькой головке, дымчатый, сизоватый окрас, оттенки розоватости, белые полосы, пятна на внутренней стороне. А какое длинное хвостовое оперение! На первый взгляд это кажется несуразным. Но как великолепен он, как гармонично сложен!
Кладу птицу в вещмешок, перезаряжаю ружье. Вот тут-то и начинаются мои «страдания». Стою недвижимо. Проходит десять, двадцать минут — голуби словно вымерли. В голове одно: отзавтракают и улетят на водопой, отдых, но время еще есть, надо искать.
Медленно передвигаюсь поперек растений. Жесткие гибкие стебли стегают, цепляются за рюкзак, одежду. Выискиваю расширенные проходы, но тщетно. Рюкзак решаю оставить у обочины дороги. Вновь захожу в густостой.
Вот два голубка летят в мою сторону, кажется, высоковато, но стреляю. Мажу. Пытаюсь укорить себя: зачем стрелял? И тут замечаю, как ближе к просяному полю перепархивают с места на место вяхири, как машут большими крыльями, водружаются на покачивающиеся шляпки подсолнечника, начинают пировать. Скрадываю.
Благо иду вдоль, по рядку, ветер дует в лицо. Значит, подниматься стая будет на ветер, от меня. В сознание вкрадывается ехидный голосок: если полетит одиночка, будешь стрелять? В ответ слышу: ни в коем случае. Прохожу несколько метров, останавливаюсь. Птицы там. Кормятся. И вдруг мимо пролетает тот самый, единственный, в которого ни под каким предлогом не хотел стрелять.
И кажется, что поднялся голубь на предельную для выстрела дистанцию. Не потому ли вскидываю ружье, два раза нажимаю на спуск? Нет, дробоед-таки! Птица как бы взорвалась в воздухе и продолжает лететь.
Отвешиваю в свой адрес несколько сочных комплиментов и долгим взглядом провожаю взлетевших в большом количестве вяхирей. Те перелетают поле, дорогу и, набрав высоту, теряясь на фоне облаков, убираются восвояси.
Завтрак голубей закончился точно по их расписанию. Зарокотал трактор. В том месте, где я оставил рюкзак. Тороплюсь, бегу рысцой. Пружинятся, ломаясь, трещат бамбуковые стебли, цепляются за ноги, едва удается разводить их в стороны. Бьют по голове, плечам увесистые шляпки с семечками.
И все тот же ехидненький голос вещает: так тебе, так тебе, так тебе! Да, казалось, все проще пареной репы, а на деле… Как говорил автор известной книги Дриянский, «охота есть своего рода наука, к которой, заключу словами ловчего Феопена, надо подступать умеючи».
Вышел на простор, подобрал рюкзак. Напротив, на поле, трактор «Беларусь» ловко нанизывал на пику круглые валки сена и так же ловко сбрасывал их в телегу. Рядом ждала очередь машина.
Шел в деревню, приговаривая: « Еще не вечер, еще не вечер!»
Прикидывал, как успеть прийти к пятнадцати часам. Успел. И начал примерно с того же места. Но вяхири будто решили поиздеваться надо мной. Посмотрю налево — ни одного, посмотрю вправо — то же самое, переведу взгляд вверх — так же чист небосклон. Время шло. Впервые за годы охоты пожалел об отсутствии бинокля.
О собаке уж и не мечтаю, сам готов заменить четвероногого поисковика. Заурчал комбайн, начал обмолот проса на поле, примыкающем к подсолнуху. Я стал перемещаться в сторону канала. На то она и охота с подхода. Не зря гласит народная пословица: «Волка ноги кормят».
Прошло минут сорок. Все по-прежнему без изменений, лишь одна стайка прошла на большой высоте в сторону канала. Да собственно, и я уже на подходе. И тут едва замечаю меж кустарниковых деревьев: вот они где! Время торопит. Не решаюсь вброд перебираться через канал с болотной, напоминающей месиво жижей. Значит, потеряю еще минут сорок.
А птицы активно кормятся. Вижу с бугрины, по ней приближаюсь вдоль канала к заветной цели. Но что это? Поднялся табун вяхирей. Я кубарем скатился вниз, под прикрытие подсолнечника. Неужели заметили? Да нет, не может быть. Похоже, птицы стали откочевывать на водопой, причем, улетают они в другом направлении, нежели вяхири с соседнего поля. Где те сейчас?
Через несколько минут мои предположения подтверждают еще несколько поднявшихся стай. Но я-то уже на месте, на перелете. Червь сомнения, стоит ли заходить, тут же отбрасываю. Прохожу несколько метров в междурядьях и вижу трех голубков, идущих на меня.
Все привычно: пестрый ком валится в нескольких метрах, разносятся по ветру легкие перья. Не стрелял вторым патроном и не жалею, доволен тем, что имею. И у этого вяхиря перебито крыло, задет дробиной зоб, сыплются на землю чистейшие семечки.
Собираются темные тучи. Озираю зерновой клин. Пустынно вокруг, и в гуще темно-бурой массы подсолнуха нет голубей, лишь птахи тренькают в соседних кустах.
Завтра придут сюда комбайны, под корень срежут подсолнух, запашут поле, и отлетят вяхири на зимовку в дальнюю Африку. Да и время уже. А вот голубиная охота будет помниться. Чистотой наполняется она, поскольку чистота эта исходит от самих голубей.
Комментарии (0)