Изображение Шаровая молния
Изображение Шаровая молния

Шаровая молния

А потом хлынул дождь. Сразу. Стеной. Нельзя сказать, что совсем неожиданно: громыхало давно, небо заволокло серо-синим, потемнело. И тишина такая, что в ушах звенит. Ясно, гроза будет нешуточная.

Но я полагал, что сначала, как обычно, поднимется ветер, слегка сбрызнет, а уж потом начнется. Ничего подобного. Вдруг послышался плотный, быстро нарастающий шум, темневший рядом лесок совершенно исчез из виду, а затем словно небо обрушилось. Тем не менее в палатку заскочить я успел без особых потерь, слегка подмочило, в основном голову и плечи.

Ливень в одну секунду превратился в такой страшной силы поток, что казалось, сейчас раздавит палатку и меня вместе с ней, и в то, что под таким дождем можно остаться сухим, верилось с трудом.

Палатка старенькая, жиденькая, китайская, но сверху предусмотрительно накрыта полиэтиленовой пленкой, которую, впрочем, порывом ветра, конечно же, непременно сорвет. А ветер вместе с дождем налетел сразу, и какой ветер! Шквал! Того и гляди, не только полиэтилен — палатку сорвет.

Гул от ветра и дождя стоял такой, что удары грома казались глухими, только первоначальный треск после вспышки молнии слышался особенно отчетливо. Это была вторая в нынешнем году гроза. Первая была вчера к вечеру, тоже ничего себе, но ливень с сегодняшним не сравнить — настоящий потоп.

Немного придя в себя от столь неожиданной встряски, я стал осматриваться и подсчитывать потери. Ружье было в палатке, спальники и рюкзаки тоже. Порывом ветра сорвало двух висящих на ветках битых утром селезней — это ничего, селезни не промокнут.

На раскладном столике остались колбаса, помидоры, сахар и почти целый батон хлеба. Даже если все это со стола и не сдуло, то хлеб и сахар все равно уже не спасти. Да, еще перчатки. Может, и еще что-то — сразу не вспомнишь.

И тут я вспомнил о своем товарище, сидящем сейчас в шалаше с подсадными. Шалашик построен совсем не для того, чтобы спасать от дождя, да еще такого, а его плащ-дождевик комком валяется здесь, в углу палатки. Сидит, наверное, уже мокрый насквозь, или бежит сейчас сюда, и все равно мокрый.

3ря он пошел. Сидеть днем с подсадной — пустое времяпрепровождение. И на зорьке-то уж селезни неохотно подлетают. Начало мая, самый конец весенней охоты, конец короткой дикой утиной страсти, когда даже на негромкий призыв подсадной слетается иногда по нескольку одуревших от нерастраченной любви кавалеров. Сейчас не то. Природа берет свое: подошел срок, и охладели селезни к уткам — ори не ори.

А шквал, между тем, через несколько минут так же неожиданно резко, как и налетел, почти стих. Да и ливень заметно ослаб. Теперь дождь просто сильно и равномерно лупил по крыше палатки, не грозя уже непременно ее раздавить, и удары грома, казалось, ощущались физически, вероятно, от рыхлости и зыбкости болотной почвы.

Я пошарил рукой углам, не протекло ли снизу, поправил нависший над входом полиэтилен и, сквозь плотную пелену дождя, сквозь ветки редкого кустарника с уже набухшими почками, увидел две неравномерно подрагивающие светящиеся точки, наискосок приближающиеся примерно в мою сторону. Точки шагах в ста, вероятно, на берегу озера.

Сначала я подумал, что пристали на лодке и сквозь кустарник пробираются к тропинке, проходящей левее нашей палатки. Но берег там такой болотистый, что пристать к нему и выбраться на сушу практически невозможно, и зачем днем, да еще в такой дождь, фонарик включать. И точки двигались как-то странно: такое впечатление, что те, кто нес фонари, не шли, как нормальные люди, а плавно подпрыгивали, причем подпрыгивали по очень замысловатой траектории.

Я, чтобы лучше разглядеть, больше подвернул полиэтилен и встал на колени у самого входа. А светящиеся точки, между тем, приближаясь, все так же подрагивая и плавно подпрыгивая, то сближаясь между собой, то слегка расходясь, превратились уже в светящиеся шарики величиной чуть меньше теннисного мяча, и ясно было, что людей там нет, а шарики двигаются самостоятельно, едва касаясь верхушек кустарника.

И вдруг один бесследно исчез, без всякого звука, зато второй, словно освободившись от тянущего его в сторону товарища, медленно поплыл прямо к палатке.

И тут меня как шарахнуло — шаровая молния! Сколько раз я читал про это явление, даже по телевизору видел, и всегда представлял, что величиной она должна быть с футбольный мяч или блюдце, но никак не такая маленькая. А зрелище завораживающее, даже фантастическое: в мутной пелене дождя плывет, подрагивая, светящийся огненный сгусток и не гаснет.

Испугался ли я? Наверное. Но в ступор вошел точно. И дыхание сбилось. Это я уже потом после всего почувствовал, чуть не задохнулся. А огненный шарик, у которого, как мне теперь казалось, был даже еле заметный светящийся ободок, не долетев метров десяти до палатки, резко свернул в сторону тропинки и тоже бесследно исчез, но теперь уже еле слышным звуком — словно две сухие деревяшки друг о друга стукнулись. И все.

Пару минут или чуть больше длилось это фантасмагорическое зрелище. И сколько простоял я так в состоянии ступора на коленях у выхода из палатки, трудно сказать, но когда выполз наружу, ноги у меня были совсем одеревеневшими, а гроза уже почти кончилась. Сверкало и громыхало еще вовсю, но вместо дождя в воздухе витала лишь водяная пыль, а в небольшом просвете угадывалось солнце. Прошедшая туча не казалась теперь такой зловещей, как надвигавшаяся.

К месту, где исчез первый шар, я подходил с большой опаской, но никаких видимых следов не осталось. Ничего такого особенного не было и там, где исчез второй шар.

Птицы уже громко радовались, приходя в себя от только что пережитого ужаса, а небольшой лесок, который так быстро поглотил ливень в начале грозы, выглядел теперь, словно умытый, блестел, и от него веяло весенней свежестью.

А потом появился мой товарищ — мокрый до нитки и, как ни странно, радостный, возбужденный, стал азартно рассказывать, какой страшный был ливень, словно я этого не видел. А я ему, сам не знаю почему, ничего тогда не рассказал, а рассказал уже потом, много позже. Но он, кажется, не очень-то и поверил…

Что еще почитать