Изображение Неправильная берлога
Изображение Неправильная берлога

Неправильная берлога

На промысле каждый день приносит что-то новое, то добычу, то что-то еще. Сегодня в условном месте на границе с соседним участком нашлась записка. На промысле соседи встречаются редко, но обмениваются новостями всегда, обмен информацией — это основа взаимовыручки и выживания.

Когда-то для этих целей специальные знаки использовались, сейчас они вытеснены поголовной грамотностью и забыты. Записка оказалась приглашением в гости. Якобы очень хороший комбикорм для собак завезли, могут поделиться. Все ясно, медведя добыли. Ведь писать прямо нельзя, вдруг кто-то посторонний прочитает, а я пойму правильно. Как не понять, если прошлой осенью я сам им очень хороший комбикорм предлагал. Конечно, ехать в гости надо, жирное мясо есть.

На соседнем со мной участке охотятся двое, они однофамильцы, одноклассники и земляки, выросшие в исчезнувшем ныне таежном поселке. Но разные, один широкоплечий, белобрысый и неторопливый, другой — черноволосый, худощавый, с резкими чертами лица и быстрыми движениями. После армии и окончания вузов оба стали горожанами.

Все, как полагается: у каждого семья, быт обустроенный и стабильная работа. Кандидатами тоже оба стали, один — каких-то наук, другой — в мастера спорта по биатлону. Но при развале всеобщем оба остались без работы. Чтобы выжить, вплотную занялись промысловой охотой в дедовской тайге. Собак и лошадей завели, зимовья построили, тропы расчистили. Таежный труд помог им лихолетье пережить и детей вырастить. Каждый год по нескольку месяцев в тайге проводили, охотились с собаками до глубоких снегов. Короче, хорошие соседи, надежные.

На следующий день я к ним в гости поехал, их главное зимовье всего в 20 км от моего. Во вьюки тару под «комбикорм» положил, овса с ведерко для своего коня и гостинцы, ведро хариусов мороженых и несколько ленков. Ведь у меня река с рыбой есть, а у соседей только озеро с мелкими окунями. Дорога знакомая, конь мягко идет, поездка в гости — это отдых, ни чащи непролазной, ни склонов крутых. А несколько белочек все равно попадутся, ведь тут тайга, а по водоразделу вообще кедровая.

Так оно и оказалось. Мой груз за дорогу вырос на семь белочек, глухаря и соболя. Светленький соболек попался, но зато дался легко, загнала его Ханта на сосну придорожную. Редко так бывает, чтобы соболя попутно добывались.

Главное зимовье соседей стояло в красивом и удобном для жизни месте. На опушке мачтового соснового бора, у огромной сенокосной елани, издалека виден маленький таежный комплекс, представляющий собой зимовье, баню, большой лабаз и крытый сеновал. Кони соседские мне всегда своим ухоженным видом нравились. Картины, а не кони, сияют от сытости. У меня летом нет времени на сенокос, мой Гнедко, хотя овсом не обделен, на тебеневке с тела сдавать начал, а эти будто и не в тайге.

А вот по собакам, ставшим заметно стройнее, чем при заходе в тайгу, хорошо видно, что соседи мои всерьез работают. Медведей же они добыли двух, большого и поменьше, вон шкуры на прясле висят. Однофамильцы дома оказались, на собачий лай вышли. Оба этой осенью бороды отращивают и вообще кондово смотрятся.

Уважая традиции, я с вопросами не лез. Все равно расскажут, как охота прошла, ведь для того и охотятся, чтобы после рассказывать. Вечером за ужином поговорили и про медведей этих.

— Ну, рассказывайте, как добыли?
— Неправильно добывали, сначала постреляли, потом заломили. Сначала вытащили, а потом добили.
— Да она и берлогу неправильно сделала, на ровном месте в чистом бору, за сто метров видно. Наверное, сама была неправильная.
— Сами на этой берлоге чудом живы остались, чуть друг друга не кончили! Но сама ничего, сытая, пестун тоже.
— Мужики, вы лучше с самого начала и подробнее, интересно же!

Рассказали, как попросил. Нашел берлогу Володя, точнее его собаки. Собак в чистом бору на пологом склоне он за 100 метров увидел, а метров с 50 понял, что они медведя лают. Причем все — впервые. Поскольку работали собачки без должного энтузиазма, Володя решил не рисковать и назавтра вдвоем сюда вернуться, тем более что у его напарника Сергея старший кобель уже имел необходимый опыт.

Назавтра, к удивлению Сергея, медведь никуда из берлоги не ушел. Объехали ее широким кругом, убедились, что выходного следа нет, и спустили собак. Лайки впятером взялись за работу гораздо охотнее и веселее, чем вчера втроем. Охотники собак и медведей увидели метров со ста. Медведи в куче собак головы из берлоги высовывали, то одну, то сразу две.

Вооружены таежники в этот раз были самым надежным своим оружием, новыми карабинами «Сайга» под патрон 7,62Х39. Прямо с седел постреляли по медвежьим головам издалека, те исчезли. Подъехали почти вплотную, на 20 метров, и спешились. Берлога оказалась с широким входом, выкопана же она была под сгнившим пнем.

Для того чтобы продолжить охоту, пришлось привязывать всех собак. Ведь лайки в большой стае расхрабрились и даже оборзели, все вместе лезли в чело. Когда собак переловили, берлогу на всякий случай заломили. Шестом потыкали — лежит, не реагирует, даже на то, что шерсть в расщеп на конце шеста накручивают и дергают. Хотели уже залом снимать и добычу вытаскивать, но услышали, что внутри кто-то возится и дышит.

Стреляли же по двум головам, значит, один на входе убитый лежит, а за ним — живой. Как брать? Решили потолок у берлоги прорубить. Он тонкий оказался, меньше четверти. Пробили дырку, сунули в нее шест — зубами ловит и грызет. Дали пару раз вдоль шеста — перестала грызть, потолкали, за шерсть подергали — никакой реакции. Ясно, надо доставать.

Первым пестуна конем выдернули, двухлетний самец был крупным и круглым от жира. А самка — значительно его крупнее, под три центнера. Привязали ее за шею веревкой и также легко вытащили. Конь нервничал сильно, его на прежнее место отвели и к медведям вернулись. Сели на колодину перекурить, отдохнуть перед разделкой. Тут самое интересное и произошло.

— Сидим на рукавичках своих, курим, а она вдруг встает!
— Головой трясет, а веревка на шее болтается! А ружья у сосны стоят, в пяти шагах!
— Мы оба как к ним кинулись и в полете лбами с разгону встретились!
— Искры так летели, если бы не снег, то тайгу бы точно спалили!
— Так лбами стукнулись, что на ногах не устояли. Стою на четвереньках, встать не могу и головой трясу. А она тоже своей башкой машет! Вижу, что Вовка уже с ружьем, и радуюсь, что жизнь еще не закончилась! Собаки привязанные ревут, но в голове так гудит, что их еле слышно.
— Я приложился, а планка плавает и двоится, а мушек вообще ряд целый, и все колышутся! Как стрелять? К ней шагнул, стволом в голову ткнул и нажал. Упала. Опять курить сели, но настрой уже не такой, как сразу.
— Оба чуть живые, на ногах стоять трудно, а надо их обоих разделывать.
— Пока шкуры снимали да разделывали, оба чуть не померли. Рвота постоянная с головокружением, сотрясение мозгов друг другу по полной обеспечили. Сейчас полегче стало, но у обоих головы гудят еще. Ей мы в голову четыре раза попали, последним в упор наповал, а те три все мимо мозгов. Один раз издалека с седла, а пару — вдоль шеста. Вот она и встала, хорошо еще, что в себя Вовка первым пришел. Да мы так стукнулись, что могли вообще не очнуться. Короче, берлога хоть и неправильная, но памятная. Никто так, как мы, медведей еще не добывал.
— Мужики, чего вы сразу не рассказали? Я же головы правлю. Давайте шпагат или бинт, сейчас сделаем все и дальше будем чай пить, разговоры разговаривать!

Так и сделали. Черепные кости у мужиков встали на свои места, причем у Володи — с хорошо слышным хрустом.

Наутро все порадовались, мужики — отсутствию уже привычной головной боли, я — успеху несложного, но ответственного костоправного дела. До морозов и глубоких снегов оставалось недели две. Вьюки, приготовленные в обратный путь, не смотря на съеденный Гнедком овес, стали заметно увесистей.

Хотя свежих соболиных следов на пути в свое зимовье не попалось, было ясно, что последние дни промысла порадуют. Ведь соболь подошел, а собачки при питании медвежатиной становятся сильнее и выносливее. Значит, фарт будет.
 

Что еще почитать