Изображение Когда с утра  все не заладилось
Изображение Когда с утра  все не заладилось

Когда с утра все не заладилось

Умоляю вас не ходить перед охотой в курятник за яйцами, даже если курочка снесла не простое яичко, а золотое. Это плохая примета, но о ней мало кто знает. Я сходил как-то лет 30 назад, так до сих пор на курей зол.

Случилось это в эпоху Брежнева. Спокойное было время: ни птичьих гриппов, ни свиных. В курятнике гнезда размещались в несколько ярусов. Встал я на старый стул, чтобы добраться до верхнего, достал одно яйцо, осторожно положил за пазуху, потянулся к другому — стул и не выдержал. Вернулся домой хромой, весь в пере, левый глаз заплыл — гнездо на него упало, — все яйца всмятку. Домашние в столбняк впали. Молодая жена в слезы. Отец засмеялся: петух к курам приревновал! Переоделся я, сел и затосковал: ну какие теперь зайцы, когда на ногу наступить не могу?

Однако после полудня раздался звонок егеря: «Приезжайте с лицензиями. В Подлесном колхозе кабаны весь картофель вырыли». Взял я старый отцовский костыль, заехал за другом, и махнули мы на кордон Мостовой. Колсабек, егерь, уже ждал нас в условленном месте. Пересели к нему в УАЗ. Когда прибыли на место, увидели, что вышки нет: на нее громадная осина упала. Егерь глянул на меня косо:

 — И правда в твою примету поверишь. Два дня назад я здесь был, ступеньки ладил — все было цело. Ветер, правда, веселый ночью гулял… Ладно, поехали на родники, там ихний переход на поля. На земле караулить придется.

Егерь свое дело знал и слов на ветер не бросал. Он действительно показал нам надежные места и уехал… до утра. Широкий овраг порос ольхой, осиной, папоротником, кругом было много родников, водопой. И везде виднелись вдавыши следов кабана. Здесь, под огромной осиной, закрывшей полнеба, я и устроился на раскладном егерском стульчике. Друг обосновался метрах в 700 от меня.

Я огляделся. Похоже, когда-то в этом месте был пожар, черные обгорелые пни, словно монахи, стерегли покой говорливых родничков. Тоска и уныние разлились на всю округу. Гомон птиц давно утих. Осенняя казахстанская ночь выстудила землю. Я достал из рюкзака теплые вещи, оделся, стараясь не спугнуть тишину. Охотничий нож, мой старый друг, был спрятан под одеждой.

Наверху оврага жутко кричал козел, взбрыкивая и призывая соперников на драку. Гон давно кончился, а он все еще бесился. Что ж, понять можно: от любви никому спасенья нет, не только козлам.

Когда егерь выбирал место, я заметил, что сверху к водопою черными ручьями сбегали тропы. Понятно: сесть надо было так, чтобы все контролировать. Но это была теория, а на практике для этого не всегда есть условия. На этот раз одна тропа осталась позади, в четырех метрах от меня, что недопустимо. Но поскольку я спускался по ней, то надеялся, что зверь, услышав мой запах, пойдет другим путем.

Животные то там, то здесь пили воду, а значит, я был для них и невидим, и неслышим. Время перевалило за полночь. Грохот недалекого выстрела заставил меня улыбнуться: местная примета «наведи глаз с вчера, и ночью всё будет в порядке» верна. Напарник уже действовал. Где-то невдалеке хрустнула ветка. Это тот, кого я жду, подумал я, хотя бывают и зайцы рослые. Вдруг справа раздался треск. Большая компания шла смело, шумно, как и положено. Конечно, звери у себя дома, это я в гостях. Гомон приближался. Я ждал. Вдруг все резко изменилось и затихло, слышался только звериный свист вдыхаемого через ноздри воздуха, что означало одно: я обнаружен и кабанам не до веселья.

В таких случаях решение должно вспыхивать, как молния. Я знал, что стрелять не смогу, не время. Кусты наверняка помешают точному выстрелу. Но и медлить опасно. Если звери слышали меня, но не учуяли, то могут прийти знакомиться. Ночью они видят как днем, нюх и слух у них в десятки раз превосходят мои. Я перед ними слепой и глухой новорожденный щенок на чужом пиру. Всмотрелся в освещенный луной лес. Давно уже я подметил: в лесу, где воздух чист и прохладен, довольно трудно определить расстояние по шороху, звук разносится очень далеко.

Быстро кинул ствол ружья в одну, потом в другую сторону. Никого. Ан нет! Один кабан перебирался через ручей. Выстрел — и вепрь белой шаровой молнией полетел в мою сторону. Здоровый, могучий. Еще выстрел — и дикий визг, переходящий в грозный рев, как кнутом, стеганул по нервам. Показалось, что даже деревья от страха обмерли. Где же трофей? Поискал лучом фонаря. Вот он! Вязаная картечь остановила бешеный рывок зверя, но он еще был жив и, волоча парализованный зад, тащился на передних ногах, яростно сверкая глазами, посчитаться со мной, померяться силами. Переломил ружье. Луч уткнулся в землю.

Десяток секунд, кажущихся вечностью, я не видел зверюгу. Сунул в стволы пулевые патроны, несколько из них упали к ногам, а их у меня было всего семь. Рык в темноте раздавался все ближе. Всего метров восемь оставалось... Выстрел свалил кабана на землю, но он продолжал карабкаться ко мне. Рев поочередно с хлюпаньем, как звонок с того света, леденил мое сердце. Нож! Только нож мой спаситель! Но он был под курткой. Как я его доставал, не помню, только утром обнаружил, что все пуговицы были вырваны с мясом.

Вспомнил, что с утра все пошло кувырком, все не заладилось. И даже стукнуло в голову, что это, наверное, «судьбы последний поворот». Хотя напарник наверняка все слышал, понял и уже бежал на помощь. Но что это? Послышался треск, шум падения, рев — все по моим нервам. Уф! Можно перевести дух… Но… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! Еще была ночь, темная, непредсказуемая. Спичкой осветил фонарь. Что с ним? Не было батареи. Вот лопух! Ведь видел, что крепление ослаблено, хотел подтянуть, но забыл. И мог заплатить страшную цену за пустяк, за ротозейство чистой воды. Сразу вспомнились слова отца, прошедшего войну: «В бою, сынок, нет мелочей. Разгильдяйство — это смерть». Видно, мало драл ты меня ремнем, папа!

Спичкой осветил землю. Золотом блеснули в темноте патроны. Нет! Дороже золота. Они — сама жизнь. Прикрутил батарею. Крепление было всё погнуто. Видно, ударило отдачей о сук, когда стрелял. Нужен ремонт, но не лесной. Ну да ладно! Охота на сегодня закончена. Напарник должен быть близко. Если не трус.

Сел на стул, воткнул нож рядом в землю и выхватил лучом из сумрака уснувшего непробудным сном, белого от седины и прожитых лет кабана. Уши разбросаны, не прижаты — значит, злых мыслей уже не держит. Зад поджарый, но грудь широкая и клыки внушительные. Да-а! Такой запросто может вычеркнуть тебя из списка жизни.

— Извини, но так случилось, — бормотал я. — Поединок был честный.

Тут сзади послышался шорох. Напарник! Не трус, настоящий мужик! Включил фонарь, посветил пониже, дабы не ослепить. Точно, напарник! Но не мой, а того, кто лежал недвижно у ручья. В трех-четырех метрах от меня, ослепленный ярким светом, стоял бурый с сединой великанище — близняшка первого. Или его душевный друг. Ошалел он от встречи не меньше меня.

Вскидывая ружье и нажимая курок, я неожиданно для себя оскорбил его слух крепким русским словом. Будто опаленный моей бранью, он мгновенно крутнулся на месте. Раздался злобный визг. От выстрела снова погас фонарь, а от сильного удара по ногам я свалился прямо на стул. Успел только подумать, что где-то рядом был воткнут в землю нож. Ружье отлетело в сторону. Я нашарил нож и, вскочив, тут же ощутил сильную боль в ноге. Визг умолк, но со всех сторон меня окружал шум надвигающихся на меня зверей. Где было ружье, я не знал, фонарь не горел. Ручкой ножа я начал стучать что есть силы о стул, стараясь попасть по железу, и кричал:

— Назад, волчья сыть, назад! Вы что, белены объелись?

Шум стал стихать, удаляться. Одумались, наверное. Ну все, на сегодня с меня хватит. Найдя ружье, я полез вверх по свинской тропе, судорожно цепляясь за пучки травы, вгрызаясь ногтями в землю.

Эх, видела бы моя Маруся, где меня носит! Ба, а где же мой костыль? Внизу, наверное, остался. Нет, спускаться я ни за что не буду. Приключений достаточно. Чиркнул спичками. Ну хоть в этом повезло: зацепилась моя палка за куст чуть пониже. Взял ружье за стволы, подхватил ремнем трость, потянул... Холодные, как змеи, равнодушные дыры стволов, таящие смерть, смотрели мне прямо в грудь.

«Свинья сбила тебя после выстрела, — застучало метрономом в мозгах. — Ружье заряжено, предохранитель снят, один ствол пуст, в другом ад или рай. Чуть зацепит какая-нибудь веточка за спуск — и все, загремишь под фанфары». Медленно отвел стволы в сторону и потянул. Уф! Достал! Видно, святой Трифон, покровитель охотников и рыбаков, отвел от меня черную бездну беды. Земной поклон ему от меня и моих родных. Что за ночь! Длинная, как жизнь. Сегодня я наверняка нажил себе седину.
Отойдя повыше, я связался с напарником по рации:

— Ты где?
— Иду, иду!

Слава Богу! Нормальный парень, можно в разведку…

Натаскав сушняка и разведя костер, мы сидели с напарником под луной и беседовали. В душе была оттепель. Нам казалось, что только мы бодрствовали в этот час в этом мире. Вот ведь как: с утра, что называется, не заладилось, а к рассвету — ничего, нескучно стало. А останься дома, так закис бы с тоски…

Где-то недалеко натужно взревел УАЗ. Это пробирался к нам егерь Колсабек. Лето не зима, надо свежевать добычу. Не с неба она свалилась — кровью и потом была добыта. Чем дороже за науку заплачено, тем дольше она будет помниться. Так-то вот!

Что еще почитать