О волках - людоедах

Глава из книги «Псовая охота вообще», 1847 г. Из собрания Павла Гусева.

Читая часто в газетах и слыша рассказы о несчастных случаях, причиненных волками то там, то сям, мы иной раз ужасаемся явной лютости и бесстрашной дерзости этого зверя.

Говорят: в такую-то деревню вбежал волк, ворвался на двор и, схватив ребенка, утащил его с собою в лес. Это обыкновенно чаще случается в самое рабочее время крестьян, когда по хижинам остаются только стар и мал, а всё бодрствующее и в силах с ранней зари до позднего заката солнышка трудится на своих десятинах в поле; или же говорят: такой-то, идя дорогою из своей деревни в соседнюю, был изранен волком, бросившимся на него неожиданно из канавы, граничащей с дорогою, где предварительно залег этот зверь как бы для засады на свою добычу, — и тому подобные другие несчастные случаи.

Словом, дело к тому идет, что где эти несчастия один, другой и третий раз повторятся, там они наводят ужас до такой степени, что волков этих переименовывают в людоедов; а как у страха глаза велики, то этим волкам тотчас припишут преувеличенные особенности.

Так они из серых делаются у них красными, черными, по большей части бесхвостыми, с особенным лютым видом, со всегдашнею стоячею шерстью на хребте; даже самая походка их особенная, будто всегда страшная и поражающая. Деревенские жители, испытывая подобные несчастия, относят их к неизбежности рока; и потому, хотя с прискорбием сокрушаются иной раз о близких сердцу потерях, но переносят их терпеливо и с некоторого рода великодушием, ожидая, покуда сама судьба уничтожит этих волков-людоедов; а судьба эта заключается очень часто в том, что, или охотник деревенский застрелит этого волка, подкараулив его на лютой фуражировке, или же холодное сельское оружие — простой топор, направленный в близком расстоянии и в отчаянную минуту встречи с людоедом, — прекращает его жизнь.

Конечно, эти серьезные шалости волков случаются по большей части там, где охоты или вовсе не существует, или же если и есть, то слишком далеко расположены. Рассказав предварительно таким порядком несчастия, причиняемые иной раз так называемыми волками-людоедами, весьма бы любопытно было знать: что это за особый род волков и действительно ли волки кровожадны к человеку, всегда страшному для них? Вопрос этот разрешается самым строгим наблюдением за волчьей натурой и тем характером хищного их товарищества, который изучен до тонкости охотниками.

Так, животные эти, имея от природы страсть накутить до ужаса в стадах овец или уничтожить быка, корову, лошадь, любят вместе с тем и ту злобность и силу, с которыми должно производить на добычу свои нападения. Недаром волчица, не выводя своих юных детенышей из гнезда, приучает уже заранее их работать зубами, принося живьем добытое в самое гнездо, где бедное, попавшееся на жертву животное, несколько раз пускается самкой в побег и опять ловится, дабы вразумить пояснее детенышам грамоту лютости и того зверства, с которым они должны впоследствии нападать на добычу.

Чем удалее и хитрее товарищ, тем более он уважается в своем лютом обществе и заслуживает то преимущество, что если он только добыл на свой пай, то, завтракая под кустом, уже он знает, что другой не придет его беспокоить, а тем более не посмеет насильственно отнять пожираемое. Сколько уважается и страшит их сила, столько же пренебрегается и ненавидится ими слабость и бессилие.

Юные, покровительствуемые до полной возмужалости своими родителями и родственниками, пребывают во всегдашнем снисхождении до окончательного развития сил; напротив того, немощная старость у них в полном изгнании, и потому эти старики-волки, бывшие такое продолжительное время грозою для своих младших, или уничтожаются сами при первой ссоре в клочки, или же, сознавая сами собой собственное бессилие, отделяются от обществ и, поселяясь в самом близком расстоянии к жилью.

Они начинают себя на остатки дней продовольствовать самой беззащитной добычей, нападая на крестьянских детей, или же если голод одолеет их до изнеможения, то они в беспамятстве бросаются и на возмужалых людей, ища тем скорейшего прекращения своей жизни, — вот начало происхождения так называемых страшных волков-людоедов, которых одна крайность и немощность старости заставляет променивать баранину и телятину на человеческое мясо, которое и в нужде неохотно ими пожирается.

Волки эти всегда одиночны и врываются в деревню почти всегда по одному и тому же направлению; они бессильны и уже не так осмотрительны, стало быть, уничтожение их не стоит больших обдумываний; надобно только стать с ружьем и подкараулить этого людоеда, и нередко, за неимением пули или картечи, заячья дробь оканчивает их поприще, или даже сами дворовые собаки по какому-то инстинкту бросаются с отчаянностью на этих страшилищ и, задержав их на огороде или в самой деревне, дают средство человеку иной раз убить их первым попавшимся в руки поленом или простым даже булыжником.

Во всяком случае в том месте, где придется испытать несчастье от волков, не должно медлить и тем доводить до новой жертвы. Заметив направление, куда хищник с добычею отретировался, нужно без особого шума отправиться вслед с ружьями, а за неимением их с простым холодным деревенским оружием — с топорами, вилами и прочим — и, не давая маху, стараться прекратить жизнь его, тем более что это бессильный, изнеможенный волк, желающий умереть.

Что эти волки-людоеды действительно суть те волки, которые по своему бессилию потеряли уже вес между хищными своими товарищами, то в этом убеждались тем, что по убиении людоеда осматривали его челюсти, в которых явно доказывалась глубокая старость этих волков; ибо зубы их почти все были стерты; во-вторых, необыкновенная их худоба показывала уже их бессилие, а ослабевшая органическая жизненность была столь уже ничтожною, что лишала возможности, при сбрасывании летней или зимней шерсти, перебраться окончательно, то есть дочиста, и потому немудрено, что они в другом виде показывались летом и зимой против своей еще свежей и бодрствующей волчьей братии. Что эти же старики-волки иной раз уничтожаются своими однородцами, подтверждалось неоднократными примерами на опыте, ибо находили растерзанных волков, и большею частию тоже беззубых.

Разумеется, как нет правила без исключения, то иной раз случалось, что и свежие волки нападали на людей, но весьма редко, и... почти всегда в незначительном числе, так что это была, скорее, волчья шалость, а не нужда, заставившая их броситься на человека, чтоб накормить себя его мясом.

Партия свежая всегда добудет себе продовольствие если не из домашней живности, то, рассыпаясь по лесу, наловит зайцев или коз; или же, если пришлось им проголодать одни-другие сутки, то первый попавшийся им воз не пройдет благополучно; ибо они в таком случае бросаются на лошадь и в упряжи ее режут, тогда как человек всегда остается цел и невредим — разумеется,
немножко только перепугается.