Изображение Едем на кабана
Изображение Едем на кабана

Едем на кабана

Темной стеной тянется лес, справа огромное поле — кукуруза не убрана, лишь прокошены края. Мы в угодьях. Непривычно от скопления машин, людей, собак. Тихо переговариваемся между собой, расчехляем ружья, егеря дают последние наставления.

Захватываем часть поля и пролесок, людей достаточно, по дороге станут номера. Шеренга загонщиков дружно двинулась в противоположную сторону, а мы садимся в машины, осторожно закрываем двери, чтобы не подшуметь.

Чутье у кабана развито основательно, даже в безветренную погоду может учуять человека за четыреста метров, да и слух соответствующий.

В машине кто-то говорит, что Удай высох. Я и сам видел, как полощет ветер свалявшуюся траву по днищу и стенкам каналов, раскачивает сухие ветки деревьев наверху. В деревне колодцы сухие, грохают по дну хозяйки ведрами, зачерпывая по литру, собирая в ведра, чтобы хоть как-то обойтись в хозяйстве.

— На Десне вода уже поднимается.
— Да, такого не было лет пятьдесят… руками щук ловят. Вчера принесли — по четыре килограмма каждая.
– Слава, останови, я здесь выйду, — говорит Андрей, — скользящим пойду.

Номера, наконец, рассредоточились, и уже стали доноситься голоса кричан. Вот подала голос выжловка, и сразу же заголосила дружно вся стая. Судя по всему, собаки погнали косулю. Гон ушел в другой край леса, всплески энергии стали падать, загонщики подходили к дороге, и уже всем казалось, что кабанов в загоне нет, как тишину нарушил выстрел, потом поспешный другой. И — тишина. Вот уже и первый загонщик вышел из мелочей, глаза светятся:

— Да-да, взяли… Андрей!

Через полчаса собираемся у поверженного вепря, жмем руку Андрею, поздравляем с полем. Редкий случай — охота заканчивается, даже не начавшись. Андрей не скрывает своей радости, в который раз рассказывает, как он повалил первым выстрелом кабана и как четко отработал вторым.

Смотрю на разгоряченные лица, все довольны, счастливы. Выглянуло из-за облаков солнце, озарило пурпурным светом сосновую молодь, потеснились на небе сахарные облака, обнажив синие просветы.

Хорошо на душе!

Я такого поля давно не помню. Охотимся в уреме реки. Места глухие, труднопроходимые. Впереди тянется узкая дорога, заросшая с двух сторон чапыгой, лиственными деревьями. Чуть дальше, где низина и болота напоминают о себе явственнее, торчат пиками высохшие стволы ольх, осин с устрашающими шипами-сучьями, напоминая — «будьте осторожны». От речки Удай, некогда полноводной и судоходной, осталось русло в виде неглубокой канавы, высохли и примыкающие к ней болота.

Все вокруг завалено буреломом, превратившимся в сорный лес. Острова чапыжника, скопища ивняка, заросшие вокруг очеретом выше человеческого роста, напоминают о том, кто здесь хозяин. Охотиться в таких местах — не мед, но зато приволье для диких свиней.

Я стою на номере, вслушиваясь в тишину. Скуп зимний лес на звуки. Затрещат сороки нервными голосами, сойка сорвется с сухой ветки, издаст противный крик, через какое-то время напомнят о себе низкими басами вороны, ухо едва уловит попискивание синиц. Порыв ветра пронесся по камышу, затрепетали бунчуки, качнулся, затрещал сушняк, напрягая слух. Но прошла минута, другая, и оказалось: тревога напрасна. Лишь голоса собак с частыми перемолчками да отдаленные крики загонщиков напоминают о себе.

Наконец, ухнул такой долгожданный выстрел, и вновь воцарилась тишина.

Неутешным оказался загон. Небольшое стадо перешло дорогу. Стрелял Илья, он показал, на каком от него расстоянии перебежали дорогу два сеголетка.

— Зачем стрелял? — спросили его. Илья пожал плечами и промолчал.

Будем брать правую сторону. Казалось, загонщики с Василием еще не заняли позицию, чтобы сделать прогон к дороге, где уже разместились стрелки, было нас человек десять, как заработали собаки. При этом гон стал затихать, удаляться в сторону хутора; потом с новой силой возобновлялся снова. Через полчаса гон, судя по всему, стал смещаться влево, к сосновому пролеску. С правого фланга уже бежали Андрей и Саша, говоря, чтобы все оставались на местах. Чуть раньше на «Ниве» туда же уехал Николай — там было выгоднейшее место для перехода свиней в другой массив.

Ко мне подошел Владимир Андреевич, охотник с большим стажем, при этом страстный гончатник. Помню его выжлеца Полкана, как работал он по лисе, кабанам в прошлые зимы, но короток век собаки, и Андреич завел себе нового.

— Виктор, напиши, как собаки гонят… — из отъема доносились заливающиеся голоса. Андреич снял с головы шапку, застыл по стойке «смирно», вслушиваясь, и я понял, что кабаны в эту минуту его волнуют меньше всего.

Изображение Фото автора
Фото автора 

Пока мы обменивались мнениями, голоса собак снова отдалились, похоже, безвозвратно. Потянулись томительные минуты ожидания. Вышли первые загонщики, еле ноги передвигают. Доставшаяся им делянка вымотала их основательно. Выгнать из такой чащи даже натасканным по кабану собакам не всегда удается.

— Сколько там троп натоптано, — делится с нами Василий, — я по одной прошел несколько метров, хотя знаю, что делать этого ни в коем случае нельзя. Запах не остановить, и зверь по этой тропе уже не пойдет. — Он снял с головы вязаную шапочку, смахивая с коротких волос, начинающих седеть, капли пота. — Собак держали на поводках, и все равно почуяли, ушли метров за двести. Хочу к молодым обратиться. Нас старые охотники так учили. Загонщики работают на стрелков, и не надо хитрить и надеяться, что вы возьмете зверя. Сказали с голосами идти, значит, нечего молчать.

Начали отзывать собак. Вскинули вверх разломленные ружья, будто звуки трембиты огласили тишину леса. Надо ждать.

Лицензия не закрыта, вновь встречаемся тем же коллективом через неделю. Охотимся не в пойме реки, хотя заросли те же. Я иду загонщиком. Кущи непроходимые. Вначале иду, низко пригибаясь до земли, потом ползу на четвереньках. Сил хватает лишь на несколько метров. Пот катится градом, ноги становятся ватными, после нескольких передвижений останавливаюсь, перевожу дух, через пять метров предо мной встает плетеная стена.

Возвращаюсь, готовый разрыдаться. Время упущено, команда ушла вперед, мобильник молчит. Допущенная оплошность и мешает, быть может, стать свидетелем того, как был добыт секач. В облавной охоте все сводится к выстрелам одного-двух охотников, и это несколько удручает. Когда два раза ухнуло, понял, что подоспею к «шапочному разбору». Хоть и скупо, но вот что рассказал Святослав, плотного телосложения мужчина, всегда с добродушной, чуть с лукавинкой улыбкой, с самозарядкой «Бенелли» в руках.

— Слышу, загонщики кричат в лозняке, значит, на подходе. В зарослях непонятное движение. Вылетает свинья с табуном и резко уходит влево, за ней шесть маленьких, в прогале «шух- шух»… потом появляется клиновидная морда — конкретная, стал, определяю — кабан. Вот он прислушался и начал движение, выцеливаю, стреляю. Кабан дергается и бросается в мою сторону. Ну, думаю, сейчас будет рвать. Бью второй пулей, еще несколько метров он пробегает и валится. Смотрю — уши не прижаты. Дошел! Кто в душе охотник, меня поймет.

— Чем стрелял? — Святослав поднимает клапан патронташа и извлекает патрон.
— Пулей ПП-12 (пыж), хорошо ложится. Кто-то назвал ее мясорубкой.
— Славик, а если б вторым выстрелом спуделял, что бы делал? — подначивают стрелка. Мужики смеются, еще не услышав ответ.
— Бросил бы ружье и тикал.

Я понимаю издевки охотников, особенно тех, кому приходилось сталкиваться в непредсказуемых ситуациях с ранеными секачами. Благодаря клиновидной форме своего тела даже в густом лесу он летит, будто снаряд, прошибая густые заросли.

– Ну что, едем на базу? — спрашивает егерь Иван.
— Не торопи, Ваня. И потом, не будем нарушать традицию. Раньше как говорили: «Нет денег, продай рубашку, а «на кровях» обязательно выпей».

Немножко грустно расставаться с зимним, слегка запорошенным лесом, унылыми полями. Появившееся солнце стало бледнеть, превращаясь в тусклый желтый фонарь. Но у нас есть надежда, что все повторится, и наступивший 2015 охотничий год будет особенно фартовым. Ведь неспроста кто-то однажды сказал: «Надежда умирает последней».

Что еще почитать