Традиции меняются медленно

Что же такое традиции? Это нормы поведения, усвоенные с детства и не требующие логического объяснения. Они есть и их просто надо соблюдать, чтобы оставаться человеком, заслуживающим уважения в своем социуме. Нарушители устоявшихся традиций – это те, кто ставит свои интересы выше общественных.

Но единых традиций, определяющих стереотип поведения всего человечества, не было, нет и никогда не будет. Условия, в которых живут люди, очень разнообразны, к тому же непостоянны во времени. Естественно, традиции, в т.ч. охотничьи, разнообразны и постоянно корректируются.

Но изменяются они не мгновенно, а тогда, когда необходимость изменения стереотипа поведения осознается обществом и новый стереотип становится единственно приемлемым.

Так было всегда. Корни охотничьих традиций – в глубокой древности. В периоде «вольного природопользования», когда не только писаных законов, но и самой письменности не было охота на первый взгляд лимитировалась только потребностью в добыче и доступностью последней. Но все народы в свое время создали правила адаптации к кормящему ландшафту, позволяющие им жить на своей земле неограниченно долгий срок. Неписаных ограничений охоты, действующих в форме традиций, было ровно столько, сколько было необходимо для стабильности экосистемы. Соблюдались эти традиции неукоснительно. Но эти ограничения, ставшие традиционными, вырабатывались только коллективным опытом поколений методом проб и ошибок.

Вот наглядный пример. Считается, что аборигенные народы севера северного полушария жили в гармонии с природой. Но в Северной Америке овцебык уцелел, а в Евразии был выбит полностью. Почему? Неужели эскимосы и индейцы были мудрее евразийских народов? Или уступали им в охотничьем искусстве? Все просто. Время исчезновения овцебыка практически совпадает со временем распространения культуры домашнего оленеводства. Эта культура кочевого оленеводства освоила весь север, недоступных для человека мест там не осталось. А в период ее распространения немногочисленные, но легкодоступные овцебыки были выбиты раньше, чем люди сумели осознать это. А в Северной Америке аборигены ездили только на собаках и потому зимовали оседло, в местах осенней заготовки запасов белковой пищи. Огромные пространства севера континента не осваивались вообще и овцебык сумел там уцелеть. А ведь приручение оленя было прогрессом.

Для стеллеровой коровы губительными оказались изобретения кожаной байдары и поворотного гарпуна еще до знакомства с металлами. На большей части ареала ее выбили в каменном веке. А с последней популяцией вида, сохранившейся на необитаемых Командорских островах, управились уже европейцы за 28 лет после открытия островов.

Традиции меняются медленно. Это наглядно иллюстрирует изменение отношения общества к такому способу добывания копытных, как заганивание их по насту. Этот способ в историческом прошлом традиционно применяли все народы, проживавшие на территориях с сезонным снежным покровом, в том числе и коренные народы Сибири. Русские, освоив Сибирь, освоили и местные приемы добывания диких животных. Остались достоверные сведения, относящиеся к XIX веку, об истребительных бойнях по насту, когда «резать коз» и все остальное выходили деревнями, добыча исчислялась сотнями и тысячами голов копытных, а угодья пустели на годы и даже многие десятилетия. В результате население наиболее заселенной и освоенной примагистральной части Сибири получило возможность оценить последствия своих действий и сделать выводы. В XX веке массовые бойни по насту здесь прекратились, а тех, кто ходил в тайгу весной за мясом, общественное мнение однозначно осуждало. Официальный запрет охоты по насту совпал по времени с изменением стереотипа поведения населения и потому соблюдался. Но  только на юге Сибири. В глубинке традиция охоты по насту держалась дольше. В частности, в поселке Шевыкан Иркутской области, в 400 км севернее железной дороги, в том Шевыкане, откуда началась таежная тропа известного охотоведа Ф.Р. Штильмарка, «резать коз» по насту ходили «всем колхозом» вплоть до исчезновения колхоза и поселка в 60-е годы XX века. Но там эта резня – по 3–5 косуль на семью – традиционно ограничивалась сроками, не более одного-двух дней за весну. Потом собак вновь сажали на цепи и косуль, зимующих у поселка, не беспокоили. С их обилием на этой зимовке покончили позже, в девяностые годы XX века, с помощью комплекта из внедорожника, прожектора и винтовки. Таких комплектов стало много, «лучевой болезни» косуля не выдержала.

А еще дальше, в Эвенкии, в семидесятых годах XX века каждую весну вполне официально принимали на зверофермы сохатину, добытую по насту. Правда, видимость законности соблюдали и лосятину принимали как медвежатину. Гоняют копытных по насту и сейчас, в XXI веке. Этим занимаются жители национальных таежных поселков. Когда-то их насильственно перевели на оседлость, но традиции, присущие кочевому образу жизни, утрачены ими не полностью. Собак до сих пор держат без привязи и по насту ходят за мясом. Осуждать современных эвенков за такую незаконную охоту легко, но только со стороны. А в своем социуме они добытчики и кормильцы. Ведь ждать подачки от государства, обрекшего их на нищету и безысходность, бессмысленно и унизительно. А тайга должна кормить своих детей, ибо так было всегда. Но окрестности таежных национальных поселков превратились в биологическую пустыню.