Изображение Степная легенда
Изображение Степная легенда

Степная легенда

Сайгаки в России — это прежде всего Калмыкия. До сих пор они еще водятся в ее плоских равнинных степях, которые были когда-то дном великого моря. Приземистая быстроногая степная антилопа, горбоносая, с овальными ноздрями, носится огромными или небольшими стадами в степном мареве, палево-рыжая летом и седая зимой.

Вся ее жизнь — движение, то медленное при пастьбе, то быстрое, обычно при опасности. У самцов лировидные восковые рога с черными кончиками. Самки комолы.
Познакомился я с этими животными в 1963 году благодаря главному госохотинспектору Калмыкии Анатолию Тимофеевичу Кузыченко. Тихий мелодичный и ровный голос его, казалось, совершенно не подходил к такому крупному и деловому мужчине. Я приехал в Элисту для организации охотничьих хозяйств, и он повез меня посмотреть степи. По дороге поднимали голубей и дважды табунки стрепетов птиц по двадцать. Километрах в двадцати от города увидели первых сайгаков. Большое стадо голов в пятьсот текло по степи, кормясь на ходу. «Ну вот и сайгаки», — сказал Анатолий Тимофеевич. Но я уже видел и без его подсказки. «А надо было бы и на шулюм рогалька взять, да и вашей экспедиции чем-то питаться надо, — продолжал он. — Бери ружье, пару патронов и прыгай на ходу в любое углубление у дороги. Машина останавливаться не будет. Сайгаки четко засекают место остановки, и к нему их трактором не подтянешь. Лежи, замри, головой не дергай. Прижмись ухом к земле, и она тебе все расскажет: близко или далеко звери». Так наставлял меня великий знаток степной охоты.


Улегся я в промоинку у дороги и сделал все так, как мне было велено. Лежу как камень, ухо к земле приставил. Где-то далеко в степи автомобиль работает, сайгаков на меня направляет. А это целое искусство. Все ближе звуки мотора, а потом его опередил стук копыт о сухую осеннюю степь. И когда топот стал совсем близким, я встал и увидел перед собой метрах в сорока лавину бегущих сайгаков. Выцеливаю рогалей и раз за разом стреляю. Тройка сайгаков перевернулась через голову и больше не двигалась. Хорошее ружье было у Кузыченко, абсолютно все клало намертво. На планке золотом изображен мужик с дубинкой. А рога от первого сайгака до сих пор висят у меня на стене.
Помните, Анатолий Тимофеевич про шулюм упоминал, попытаюсь рассказать, что это за охотничье блюдо. В ресторане его сделать невозможно, и готовят его только в степи. Для начала стреляют молодого сайгака, умеренно жирного, и с ходу его разделывают. Мясо на некрупные куски рубят вместе с костями. Косточки в шулюме — это главное, особенно ребрышки ценятся. Неплохо и лопаточка, и мяса столько рубят, чтобы было его не меньше полведра. Не промывая, заливают его водой почти до краев. Пока одни с тушей и мясом возятся, другие без дела не сидят. Один круглую ямку копает в дернине, чтобы туда не меньше полведра опустилось, а потом под ним топку и под­дувало выводит. Другой срочно аргал собирает — сухой коровий навоз, лепешки такие. В степи где их только нет… Горит он, что твой каменный уголь, и дух идет приятный, особенный. Ведро с мясом продолжают специями заправлять и всякими добавками. Огурцы соленые внарезку, помидоры красные свежие кусками, пучки укропа, как есть, вместе с палками, луку репчатого три-четыре головки в крошеве, кусочек перца стручкового, наверное, того, из которого мозольную жидкость готовят, да десятка два горошин черного простого перца. Как вода прокипит четверть часа, добавляют ложки две соли, не чайных, конечно. Спросите, сколько всего кладут в шулюм по весу или по штукам точно? Не скажу. Все зависит от повара, а тот все делает от души и по наитию, согласно своему опыту, вкусу и интуиции. «Сколько варить надо?» — спросил я однажды у старого шулюмщика. — «Закипела вода, пусть кипит 37 минут, а потом дай постоять пять минут и на стол подавай». Почему именно 37 минут, я так и не понял. Но, видимо, в самый раз.


Самое вкусное в шулюме — бульон. Надо пить его горячим, как губы терпят, и лучше без хлеба. Наливают в стаканы или кружки, и в стеклянной посуде видно, что жидкость на треть, а то и больше состоит из прозрачного жира. Обжигайся, но пей, иначе, если подстынет, будет жир липнуть к губам и рукам, во рту и в горле шершавить. А мясо? Что же, мясо нежнее и вкуснее не бывает. Перед едой куски вываливают на чистый брезент или бумагу, взбрызнут солью, и ешь, сколько сможешь. Водку пить под такую закуску бесполезно. Она проваливается в неизвестность и не дает ощутимых результатов. Один перевод добра.

Изображение Фото Василия Климова
Фото Василия Климова 


Каков вкус бульона — точно объяснить не могу, но оторваться от него невозможно. Шулюм вобрал в себя все запахи степных трав, зной полудня. Свежесть воздуха, прелесть редкого дождя и вкус полусоленого пустынного источника. Уже брюхо вздулось, а легко, тяжести нет, можно теперь мясом закусить, ребрышки поглодать. Возле костей самое вкусное мясо. От такой еды богатырем себя чувствуешь. По степи идешь, и земля под тобой звенит. После таких приманок разве забудешь эти божественные моменты, разве не вздохнешь, вспоминая всю эту прелесть.


Но судьба от меня не отвернулась, и спустя пять лет я опять оказался в Калмыкии. Численность сайгаков увеличивалась. Служба охраны работала хорошо, и руководил ею фанат своего дела охотовед Улдис Карлович Кнакис. Почему этот латыш, этот прибалт полюбил так солнечную Калмыкию, понять было невозможно. Выпускник иркутского института, он приехал сначала в Астрахань, а потом, когда служба была переведена в Элисту, вслед за ней переехал в Калмыкию. Среднего роста, остроносый и кареглазый, сухой и подтянутый, подвижный, он мало походил на степенного прибалта, да к тому же говорил по-русски без всякого акцента. После первой встречи мы быстро с ним подружились. А заботы у нас были простые: как можно точнее определить численность сайгаков, потому что ставился вопрос о начале его промысла. Почему-то у всех у нас, участников учета, застряла в мозгу цифра, что антилоп должно быть в том году не меньше 150–160 тысяч. Эта цифра просто «магнитила» нас, но для ее уточнения решено было провести аэрофотосъемку весенних скоплений зверей. Подготовились, заказали специальный самолет, который должен был вылететь по телеграмме в определенный квадрат, и заснять на пленку находящихся там самок. В те годы самки сайгаков на период отела собирались в громадные скопления, которые мы называли «родильными домами». Животные там мало двигались, не больше двух-трех километров в сутки, хорошо контрастировали со свежей зеленью в своих седых зимних шубах. Эти «родилки» на восемьдесят-девяносто процентов состояли из самок. Получив численность самок на снимках, мы без труда, а главное, достаточно точно могли определить численность всего поголовья антилоп в Калмыкии.


Из-за серьезности дела ко мне из Москвы прикомандировали ученого советника, специалиста по сайгакам. Приехали мы в тот год довольно рано, где-то около 10 апреля, и советник меня успокаивает: время еще много, все произойдет с 1 по 10 мая. В это время сайгаки телятся постоянно. Вскоре мы и место определили, куда самки уже собрались, и в середине апреля начался массовый отел. Сайгак — зверь плодовитый. Самка двоих, а то и троих сайгачат несет, бывало и по четыре и нередко по одному. Рев над степью стоит, солнце светит, сайгачат хоть в руки бери первые два-три дня после рождения, а спустя еще день-другой ты их уже не догонишь. Голоса у самок грубые. Никогда не подумаешь, что эти звуки исходят от таких милых, безобидных зверей. Говорю своему советнику: «Смотри, как самки сайгачат сыпят. Упустим момент. Разойдется «родильный дом». Только и поминай то место, где он был». Но советник меня успокаивает: «Это отдельные самки торопятся. Так всегда бывает. Вот увидишь, все будет как по-писаному». Советник в Калмы­кии несколько лет провел, диссертацию защитил, а я на отеле впервые. Но про себя думаю: «Что же это они весной по два раза телиться будут… Такого я еще не видел и не знаю». А самки тем временем с окрепшими сайгачатами потихоньку отходили к окраине скопления, а потом исчезали в большой степи. К 21 апреля тронулись в путь остатки великого «родильного дома», и мы запаниковали. Телеграммой я отменил аэрофотосъемку. Но просто так уезжать, практически ничего не сделав, было нельзя. Были мы уж не так плохо оснащены. Располагали тремя самолетами Як-12 и более чем десятком автомашин УАЗ-69. Решили вдогонку сделать авиаучет. Поскольку все было под руками, в тот же день и разлетелись по своим маршрутам и секторам. К вечеру собрались, и наблюдатели сдали мне все бортжурналы. Тут же подошел Улдис и давай их на ходу обсчитывать. Спустя минут тридцать он заявил с гордостью: 162 тысячи! Ух ты, сказали мы каждый себе. Это-то нам и надо. Хоть аэрофотосъемку провалили, но все же вывернулись и учет провели.

Изображение РОВЕСНИК МАМОНТОВ. 

Сайга — единственный вид антилоп, обитающих в Европе. В ледниковый период сайгаки обитали в степях вместе с шерстистым носорогом и мамонтами. После окончания ледникового периода сайгаки обитали от крайнего запада Европы, включая Британские острова, до Центральной Аляски и Северо-Западной Канады. В наши дни практически вся мамонтовая фауна вымерла, но сайгаки уцелели. После распада СССР началась неконтролируемая добыча сайги с целью вывоза рогов в страны Азии. С густым подшерстком и своеобразным носом, через который согревается холодный воздух, сайга сумела приспособиться к изменению климата, и сегодня отдельные популяции антилоп сохранились только в Казахстане, Узбекистане, Калмыкии и Монголии. В период 1990–2006 гг. численность сайги сократилась на 97% (с 1 000 000 до 60 000 особей).
РОВЕСНИК МАМОНТОВ. Сайга — единственный вид антилоп, обитающих в Европе. В ледниковый период сайгаки обитали в степях вместе с шерстистым носорогом и мамонтами. После окончания ледникового периода сайгаки обитали от крайнего запада Европы, включая Британские острова, до Центральной Аляски и Северо-Западной Канады. В наши дни практически вся мамонтовая фауна вымерла, но сайгаки уцелели. После распада СССР началась неконтролируемая добыча сайги с целью вывоза рогов в страны Азии. С густым подшерстком и своеобразным носом, через который согревается холодный воздух, сайга сумела приспособиться к изменению климата, и сегодня отдельные популяции антилоп сохранились только в Казахстане, Узбекистане, Калмыкии и Монголии. В период 1990–2006 гг. численность сайги сократилась на 97% (с 1 000 000 до 60 000 особей). 


И вот я лежу на брюхе на топчане. Обсчи­тываю бортжурналы и составляю акт. Дохожу до расчетов Кнакиса и начинаю их переписывать. Миша лежит рядом на спине и читает книгу. И вдруг я замечаю, что Улдис не там поставил запятую, и ее на одну цифру надо сместить влево, и в это мгновение, поняв, что получается, меня охватывает смех. Фельдман удивленно смотрит в мою сторону Я закатываюсь и никак не могу объяснить, в чем дело. Наконец, я тычу пальцем в цифры, Миша быстро понял, и вот мы уже хохочем оба. Мы смеемся над собой, советником, Кнакисом. Полный афронт. Мы начинаем вспоминать, как поздравляли друг друга с результатом проведенного учета несколько часов назад, и заливаемся по новой. Ошибиться в десять раз в большую сторону?! Это даже не пол и потолок, деленные пополам.
Утром появляется советник. У него прекрасное настроение, и он мурлычет в солнечных лучах веселую песенку: «Все хорошо, прекрасная маркиза…» «Ну, где там акт?» — спрашивает он и протягивает руку. «Сначала почитай, а потом подписывай», — говорю я ему, но он машет рукой и говорит мне: «Давай- давай. Что я, актов что ли не подписывал?»


Я уже настоятельно рекомендую прочитать акт. Но он опять тянет руку и хочет подписать документ, и я в третий раз прошу его прочитать наше сочинение. «Ну вы с Фельдманом уже подписали», — говорит он, но я опять говорю коротко: «Прочитай». Советник насторожился и начал читать. Через пять минут взрыв ругательств, крики, что его подставили, и так далее. Акт подписывать не стал. Приехал Улдис и без шума и крика подписал бумагу. На том мы и разъехались.


Через год встретились вновь весной. Советник был отпущен на вольные хлеба, а мы выполнили свою программу аэрофотосъемки и в тот год и в следующий получили вполне приличные планшеты, на которых пересчитали всех попавших в объектив фотопулемета сайгаков-самок поштучно. Особенно удачно сняли «роддом» в 1970 году. Это были отличные планшеты, и самки хорошо были видны. Мы насчитали их почти 70 тысяч.


С Улдисом распрощались солнечным и теп­лым весенним утром. Мы ехали на трех машинах по седой полыни и среди алых тюльпанов. Вдруг передняя машина остановилась, из нее выскочил Улдис, забежал наперед и из травы выхватил бутылку шампанского. «Стойте! Стойте! — закричал он. — Мы сейчас разъедемся. Я в степь, а вы домой. Давайте выпьем на прощание». Мы достали кружки и граненые стаканы, и легкий пенящийся напиток заиграл в солнечных лучах. Я пожал Улдису руку и всем остальным, кто уезжал на охрану. Ну а мы тронулись в сторону Москвы, пообещав друг другу, что встретимся на осеннем автомаршрутном учете. Начальство подстраховывалось, и осенью проводили еще один учет другими методами.


В конце сентября я из Москвы позвонил Улдису и сообщил, что еду на осенний учет. Спросил, как с сайгаками? «Море сайгака! — слышал я в трубке радостный голос Кнакиса. — Не забудь пяток разрешений взять на шулюм!» Он всегда оставался охотинспектором…


Продолжение следует.

Что еще почитать