Родились мы в Москве, но все босоногое детство, а потом и каникулы провели в подмосковной деревне
под пристальным оком бабушек и дедушек. Когда нашу разношерстную и разновозрастную братию перестали интересовать рогатки как оружие массового истребления воробьев, она обратила свой взор на хранившиеся
у стариков в чуланах дробовики.

Со старенькими, чинеными-перечинеными одностволками шатались мы по речке как бывалые охотники в надежде подстрелить утку. Иногда у нас это получалось, особенно, после того, как старший товарищ и охотник перестал снабжать нас, в целях нашей же безопасности, патронами, заряженными пшеницей вместо дроби.

И вот к нему, теперь уже Анатолию Васильевичу, а тогда просто к Тольке, к этому удачливому добытчику с непререкаемым авторитетом в области охоты и рыбалки и тянулись наши юные души. Когда под конец очередного охотничьего сезона мы заходили к нему в сарай и рассматривали натянутые на специальные доски-правила шкурки зайцев, лис и енотов, не было предела мальчишеской зависти и восторга.

А уж рассказы о том, как был добыт тот или иной зверек мы не только слушали с восхищением, но наматывали себе на еще только намечающиеся усики. Но время шло, и вот нам уже по восемнадцать. Лейтенант из разрешительной комиссии по оружию, оторвав взгляд от моих документов спросил, пряча улыбку: «Ну ты, парень, даешь! Позавчера тебе исполнилось восемнадцать, вчера ты сдал охотминимум, а сегодня тебе разрешение на оружие выдавай!» Старше меня лейтенант был не намного, а потому без проволочек удовлетворил, бившее через край, желание молодого охотника. 

Друг мой с трехколесновелосипедного детства, Серега, с раннего возраста хорошо представлял свое место в этой жизни, а потому в отличие от нас, шалопаев, учился хорошо. Закончив школу, поступил в институт, но вынужден был параллельно работать, так как совершенно неожиданно для нас взял и женился. Жена его, Марина, женщина добрая, но строгая старалась понять увлечение мужа и потому отпускала его на охоту. Вспомните первую настоящую любовь, молодую красивую жену, свою молодость, и ой как хочется сделать для нее что-нибудь выдающееся, совершить какой-нибудь, пусть маленький, но свой настоящий мужской подвиг. Звучит высокопарно, но в то время мы, молодые, о высоком не шибко задумывались. В семидесятые годы все жили примерно одинаково, я имею в виду финансовую составляющую. Для кого-то было подвигом заработать кучу денег и достать любимой французские духи, колечко с фианитом или, отстояв километровую очередь, финские сапоги на «манной каше»!

Нам же деревня привила немного другие ценности, и вот Сергей решил, что енота на шапку он добудет во что бы то ни стало! Какая ерунда, скажете вы, и ошибетесь. Когда охотятся на енота? Правильно, в конце осени или начале зимы, когда мех еще не свалялся от постоянного пребывания в норах. Надо поймать теплую погоду, договориться на работе, быстро сдать очередной зачет в институте и на перекладных (о личном транспорте тогда можно было только мечтать) ехать три часа, потом бежать три километра до деревни, переодеться, переобуться, взять с собой ружье, валенки (идти в них неудобно, а стоять в сапогах холодно) и по осенне-зимней распутице бежать еще три километра, побороть естественный и конечно же еще мальчишеский страх и пройти по уже вечеряющему хмурому лесу на барсучьи норы, в которых любит прятаться енот, встать, как положено, и стоять как тень или даже тише, пугаясь каждого шороха, посторонних звуков и... ничего не дождавшись (ну не захотелось еноту выходить сегодня из норы), преодолеть точно такой же обратный путь, но только побыстрее, чтобы не опоздать на последний автобус. Вот вам и маленький подвиг.

А сколько было таких выездов! Один, два, три... Я уже и не помню, – говорит Сергей. – Но три из них запомнил хорошо. Первый раз прибежал рано, выбрал место, как рассказывал Толька, чтобы был хороший обзор, не мешали деревья, с подветренной стороны, стою тихо, жду. Вдруг слышу голоса, идут двое. Понимаю идут ко мне на норы. Встал за ствол здоровенного дуба, решил не выдавать своего присутствия. Не заметив меня, стали они расставлять петли на норы. Один подошел к крайней норе совсем близко и начал налаживать очередную петлю. Ох как хотелось дать ему под зад, чтобы он нырнул в нору вместо енота! В этот вечер зверьки, понятное дело, не вышли. Петли я собрал и побежал домой, они в хозяйстве не пригодились, до сих пор в сарае валяются. В другой раз стою у подножия старого дубровника, выходит стадо кабанов подкормиться опавшими желудями. Подошли совсем близко, а один, здоровущий, прет в мою сторону, ну прямо как танк. Вот тут я немного перетрухнул, но, не дойдя до меня метров пять и, видимо учуяв, ушел сам и увел стадо в лес. И опять пришлось возвращаться ни с чем, проклиная это «лесное свинство».

Анатолий Васильевич, зная о Серегиных походах, все посмеивался над ним: «Нет, Серега, не добыть тебе енота. Чуткий зверек, а от тебя, дружище, столичным одеколоном несет! Случилось это, как всегда, неожиданно. Вышли из одной норы сразу два енота! Не оплошал Сергей, уж очень долго ждал он этого «знакомства». Четкий дуплет и, хоть парень он всегда был крепкий, но тащить на себе двух енотов, ружье и валенки три километра по раскисшей дороге было тяжеловато. «Если честно, – добавляет к рассказу Сергей Александрович, – у меня такое творилось в душе, что я с этими енотами готов был идти хоть до самой Москвы. Обдирать помогал сам мэтр».

Был несказанно удивлен, но в душе, думаю, рад за то, что помог в становлении настоящего мужика. Шапку ту Марина Викторовна до сих пор, пересыпая нафталином, хранит как память тех счастливых лет. Не стрелял больше Сергей ни енотов, ни какую-либо другую живность. Разве что постоим с ним иной раз на утку или на тяге, проводит он стволами пролетающего кулика, вдохнет глубоко и опустит свою красивую курковую тулку. Идем с фонариками по лесной тропинке, и спрашиваю я его в очередной раз: «Чего не стрелял-то – в самый аккурат шел, как на стенде». «Далековато было, да и поздно я его увидел. А вообще, красивые они, Леха, а на вкус мне больше курица нравится». Понимать я его начал, когда стал постарше. Но только понимать, а охоту до сих пор люблю и дичь приношу домой регулярно. 

А потом Сергей с Мариной занялись разведением французских бульдогов, в чем порядочно преуспели, и живут их питомцы по всему бывшему Союзу – от Прибалтики и до Камчатки. Енотов тех вспомнили совсем недавно, сидели на рыбалке и обмывали, по не нами заведенной традиции, мой первый рассказ. Я не смог это не записать.

Что еще почитать