Почему эта история так часто вспоминается мне? Видимо, потому, что в ней переплелись сразу несколько интереснейших событий, и по прошествии тридцати лет ни единой детали не стерлось в памяти.
После окончания Астраханского рыбного института я работал главным экономистом в крупнейшем рыбколхозе области. Телефонный звонок из Грозного был неожиданным:
– Привет! Ты еще не расхотел поохотиться на кабана в горах Кавказа? – услышал я в трубке знакомый голос.
Это Виктор, институтский дружок, спортсмен, гуляка, любимец студентов и головная боль декана. В конце концов с дневного его перевели на заочное отделение, и вот он уже два года работал в Грозном, где и жил с матерью и молодой женой. Устроился хорошо.
В институте он частенько обращался ко мне за помощью, так что чувствовал себя моим должником. Зная о моей охотничьей страсти, перед отъездом на родину обещал мне устроить сафари в горах. Не забыл.
– Слушай, я с великим удовольствием, но ружье отдал в ремонт, поэтому пока не могу.
– Это не проблема, у меня дома от отца остались два ружья, выкрутимся. А вот лицензия может сгореть. Да, прихвати черной икры и балыка.
Бегом к председателю. Через полчаса (вот были времена) с отпускными в кармане и рюкзаком гостинцев влетел в автобус, потом в поезд. Наутро я в Грозном.
Виктор встретил, обнялись и поехали к нему. По дороге он рассказал, что познакомился в ауле Итум-Кале с одним интересным человеком.
Охотник-фанат, что большая редкость среди чеченцев. Они подружились, и он посоветовал вызвать меня на охоту.
Дома после обеда спросил о ружьях. Виктор вышел в другую комнату и вернулся с коробкой патронов и большим свертком. Разворачивает. Вижу одно ИЖ-54, а второе... мама дорогая! Вот это сюрприз! Виктор собрал удивительное ружье. Беру его в руки и впадаю в какой-то транс. Есть от чего: горизонталка, безкурковка, 16-го калибра. Английская ложа комлевого ореха с черными прожилками, затыльника нет, антабок нет, цевье кнопочное, гравировка, инкрустации, чеканка золотом. Стволы отменные 76 см английской стали, о чем говорит клеймо. Правый ствол цилиндр, левый – получок. Легкое, прикладистое, с великолепным балансом. Клейма все соответственно.
Боевые пружины подбрасывают пустую латунную гильзу выше полуметра. На широкой прицельной планке гравировка по-французски, Льеж, Франкотт, 1872 г. Никакой качки, концентрические кольца, теневые треугольники – правильные.
Проверил по-сибирски: на ладони образовался темный синяк после нажатия на дульный срез стволов. Так вот какая бельгийская оружейная школа! По внешнему виду, по его имиджу что ли, ружью не дашь ста лет. Великий мастер сработал это ружье.
Об оружии знаю много, перечитал массу книг и журналов, но в руках такое держал впервые.
Проверил еще иголкой, приложенной к вертикально стоящему стволу. Прилипла, не упала. Сталь добрая. По всему выходило, что ружье делалось под заказ для богатого человека. То-то Виктор обронил, что его предки по отцу шляхтичи из Польши. До самой ночи нянчил я ружье, не мог насмотреться.
Наутро мы автобусом добрались до Советского района. Франкотт в рюкзаке, Виктор с собой не взял ничего. На мой удивленный взгляд сказал: «Да я по живой твари стрелять не могу, в загон пойду». Не знал, что он такой. Попуткой дальше по горной дороге до Итум-Кале – последнего чеченского аула перед грузинской границей.
Дорога местами вырублена в скале, вверху лес, внизу бесится горная река, в ущелье парит горячий источник с запахом сероводорода. Природа неповторимая. Добрались до места к вечеру. Аул прилепился к склону горы, внизу бурная река.
Стучимся в небольшой дом. Открыл немолодой чеченец. Приехали?! Приходите к летнему навесу. Подали горячий чай, свежие лепешки с домашней сметаной. Виктор налил по стопке коньяка.
Хозяин выждал из вежливости, потом спросил:
– На кабана ходил?
– Нет.
– А не боишься?
– Нет. Покачал головой.
– Орлы, – говорит. – Тогда слушайте. Видите, конь стоит?
За домом действительно стоял конь с торбой на морде и громко хрумкал кукурузой.
– Я, ребята, целый день работал, камень возил тестю на стройку. И завтра надо возить. На охоту хочу, но не могу. Ночью пробегаю по горам, какой из меня работник днем. Но не грустите, потому что расскажу вам, где и как будете охотиться.
Место такое, что там и два человека зверя могут взять. Пройдете через аул дорогой до моста, потом сразу направо тропа в гору, метров через 600 на склоне горы начнутся террасы. Мы там картошку сажали, но убирали ее кабаны. Невозможно от них было уберечь урожай. Вот тут разойдитесь. Один с ружьем на номер в конце террасы под ветер, а второй низом обходит, поднимается на другой конец террасы и спокойно идет. Кабаны ночью с горы из леса спускаются. На террасах кормятся, дернину роют. От загонщика сами на номер выйдут.
– Стреляешь хорошо?
– Да, я спортсмен-разрядник.
Он довольно кивнул головой.
– А с чем охотиться будешь?
– Достаю ружье, собираю.
Чеченец просто обалдел, взяв ружье в руки. Потом отошел, долго цокал языком, охал, ахал и качал головой, никогда такого не видел.
– Пристрелял?
– Нет.
– Ну, еще веселей. Ты что без отца рос?
– Да.
– Ладно, парень, слушай меня внимательно. Встань у дерева или на краю обрыва. Если не уверен, что попадешь – не стреляй. Да завяжи на конец стволов этот кусок бинта, в темноте мушки ты не разглядишь, а белый бинт хоть немного видно. Если увидишь, что кабан на тебя пошел после выстрела, лезь на дерево или прыгай с обрыва. Иначе дело труба будет. Ну да поможет вам Аллах. Налей-ка мне еще стопку – славный напиток.
Часов в 11 мы тронулись в путь. Действительно, до места добрались легко. Поднялись до террас. Видны свежие копки.
Вот и звериная тропа с горы. Ветер с террасы. Виктор спустился и низом пошел на другой конец. Я облюбовал местечко в промоине рядом с тропой и залег.
Погода чудная, звезды, шум реки в ущелье. Хорошо, как в раю, замечтался.
Вдруг какой-то звук пробудил меня от этой благодати. Осторожно выглядываю из промоины, прислушиваюсь. Шорох разрыхляемой дернины с террасы. А вот какое-то темное пятно, которое раньше не замечал. Да, да оно движется.
Сердце заколотилось. Точно, стадо кабанов. Идут от Виктора не торопятся. Осматриваюсь, не поворачивая головы. Слева крутейший подъем на верхнюю террасу, справа такой же крутой спуск на нижнюю. Но идут не торопясь, останавливаются, прислушиваются. Рыло в дерн и как мотоблоки рыхлят дернину. Вот уже видно, что всего их пять голов и что три поменьше, а два крупные. Пройдут метров десять, снова кормятся. Хвосты пропеллером, стрелять далековато. За горой взошла луна. У подъема – лунная тень.
Или я не казачий сын? Как там древние говорили: «Если твой меч короток, сделай шаг к противнику». Решаю подойти поближе на выстрел. Тихонько разуваюсь и на четвереньках в лунную тень. Шагнул, замер, шагнул, замер. Вспоминаю слова чеченца: стрелять только наверняка. А кабаны потихоньку приближаются.
Вот уже различаю, что первый – здоровый секач. Я еще шажочек, прям как человек-паук. Только кабаны рыло поднимут от земли – замираю.
Вот это кабанище, однако! Различаю щетину на холке. Никогда не думал, что она может быть такой высокой, сантиметров 30. И только сейчас начинаю понимать, что происходит. Секачину в профиль смело можно сравнить с трехстворчатым шифоньером, положенным на бок.
Потом мне приходилось брать секача на 240 килограммов, но он против этого не ровня, поменьше явно. Не понял почему, но решил, что брать буду его. Пульсирует мысль: попаду или нет. Руки не дрожат, мандраж есть, но не паника. Вот только куда попаду? Пятно бинта на лопатке секача. Сблизились метров до 20. Я в тени, а он – в лунном свете. Да это мамонт какой-то! Ужасающего вида серпообразные клыки загнуты вверх, черный, шкура блестит. Он производил ощущение дикой силы.
В который раз поднимаю ружье, стойка с колена. Дыхание плавное. Куда же ты положишь пулю, добрый Франкотт? И почему же я тебя не пристрелял. Да, прав был чеченец на все сто. Второго выстрела мне этот вепрь не позволит. И от промоины я отошел, и обрыва нет рядом. Ясно, что если я его первым выстрелом не свалю, то он меня в клочья растерзает. Итак, стрелять или не стрелять?!
Но ситуация разрешилась сама собой. Послышался шорох травы под ногами Виктора. Монстр поднял голову, ухнул, и стадо затрусило мимо меня к тропе. В угон такого не положить. От пережитого ноги подогнулись, и я сел прямо на землю.
Долго я приходил в себя. Все спрашивал: струсил или поступил разумно? Казачья кровь кипела: струсил. Разум призового борца и стрелка – правильно сделал. Неподготовленный бросок в борьбе ведет к поражению. Ночью, да с не пристреленным ружьем, с непроверенными патронами накоротке, против такого матерого секача – неразумно и неосмотрительно. Потом было утро. Добрались до Грозного. Перед глазами все стоял секач. Лишь к вечеру успокоился, говорю:
– Виктор, продай ружье, говори сколько – не стесняйся. Денег не пожалею. Ты же не охотник.
И тут судьба мне снова дала пинок. Виктор как-то виновато отвел глаза, что-то промямлил. Стало горько, как хины напился. Я собрался и уехал на вокзал. Потом он писал, просил выслать рыбы, о ружье ни слова. Ничего я ему не ответил, обида душила. Ведь я считал его своим братом.
Прошли годы. Неплохо я поохотился, много добыл зверья: и кабанов, и лосей, и косуль, даже медведь есть на личном счету. Много ружей прошло через мои руки. Но именно эта охота, этот секач, это ружье и бывший друг не стерлись в моей памяти.
Чего добавить? Не отделить одно от другого, все это кирпичики в доме моей жизни.
Комментарии (0)