Виктор Гуров в статье «Капля камень точит!» («РОГ», 2008, № 12), связывая свои надежды на организацию и обустройство охотничьего хозяйства России с Росохотрыболовсоюзом, предлагает взять за образец охотничье хозяйство Польши, где подавляющая часть государственных функций и охотугодий передана Польскому охотничьему союзу (ПОС).
Польский опыт действительно дает прекрасный образец того, какой огромный ущерб наносит охоте уклонение государства от выполнения своих обязанностей. В недавней своей статье я писал о том, что влиятельные деятели российского охотничьего хозяйства стремятся разорвать непосредственную связь между государством и охотниками, поставить между ними не зависящую от них корпорацию («РОГ» № 11, с. 20). Польская модель, в которой это намерение давно реализовано, словно волшебное зеркальце, показывает нам, что будет с российскими охотниками и самой охотой, возобладай позиция наших любителей корпораций.
В. Гуров в описании польской практики опирается на статью И.С. Козловского и В. Мисюкевича, опубликованную в тематическом выпуске журнала «Охотоведение» (Киров, 2004), посвященном зарубежному опыту. В этой статье утверждается, что «каждый гражданин польского государства имеет право на охоту», а «польская модель охотничьего хозяйства является общепризнанной как оптимальная для государств с раздробленной структурой права собственности на землю» (то есть государств, где право на дичь и право на землю юридически разделены, как и в России).
Оба эти утверждения не соответствуют действительности. Ни в одном из десятков известных мне международных официальных документов, обзорных статей и других публикаций по вопросам охоты не приходилось встречать указаний на польскую модель как образец для подражания. Более того, думаю, что западная политкорректность, подчеркнутое уважение к национальным особенностям в принципе исключает официальное признание какой-либо страновой модели в качестве образца.
Что касается права каждого на охоту, то мы прекрасно знаем разницу между законом и фактом. За забором редко находится то, что на нем написано. В случае с Польшей у нас есть возможность убедиться доподлинно, что дело обстоит совершенно иначе – в 2002 году Европейский суд по правам человека принял решение по делу «Рутковский против Польши» (Rutkowski v. Poland; 16.04.2002, № 30867/96).
Суть дела такова. Двадцатипятилетний гражданский служащий Роберт Рутковский в 1992 году обратился в местный охотничий клуб с заявлением о вступлении, но получил отказ со ссылкой на то, что у них достаточно кандидатов. Другой клуб отказал Рутковскому в приеме, поскольку он проживает вне зоны охотничьих угодий, арендуемых этим клубом. Отказ правления поддержали собрание членов клуба, а затем правления окружного общества и ПОСа.
Курирующее ПОС министерство колебалось, но после того, как Рутковский подал жалобу в Высший административный суд Польши, отменило все отказные решения. Клуб принял Рутковского в кандидаты, но вскоре исключил его из своих рядов, ссылаясь на несоответствие претендента уставным требованиям, предъявляемым к этическим и моральным качествам члена союза охотников (через полтора года суд признал троих членов правления виновными в клевете и подверг их штрафу). Исключение было опротестовано, а затем согласовано окружным правлением; Главный Совет по делам охоты, со своей стороны, указал, что случившееся не препятствует просьбам о членстве в других клубах. Только в 1997 году Рутковскому удалось стать полноценным членом клуба, шестого по счету. Надо сказать, что Высший Административный Суд в рассмотрении жалобы Рутковского в итоге отказал, сочтя решения союза его внутренним делом, не подведомственным государственному административному правосудию.
Самое главное – Рутковскому отказал и Европейский Суд по правам человека, куда он обратился еще в 1995 г. Рутковский заявил, что отказы охотничьих клубов нарушали его право на свободу объединения. Поскольку право охоты поляк может получить только через членство в охотничьем союзе, эти отказы означают фактическое лишение права охоты. Государство же устранилось от защиты этого права, не предоставив претенденту эффективных средств обжалования решений ПОСа.
Принципиальное значение имеет общая оценка права охоты и Европейским Судом, и ответчиком – польским правительством. Последнее заявило, что национальное законодательство не устанавливает прав на членство (кандидатство) в охотничьем клубе – это вопрос, находящийся в исключительном ведении клубов. Следовательно, споры по поводу членства – частное дело граждан и клубов, не подлежащее административным судам и не требующее в целом участия государства. Суд не только согласился с этой позицией, но и существенно развил ее, указав, что ПОС – не профессиональное объединение, а частная организация, имеющая дело с личным развлечением или хобби.
Следовательно, заключил Суд, заявитель не имел ни права, ни какой-либо существенной потребности быть членом охотничьего союза. Позже Европейский Суд по правам человека подтвердил эту позицию в деле хорватского охотника, которого в 1992 году исключили из общества охотников и жалобы которого оставили без удовлетворения и Административный Суд, и Конституционный Суд Республики Хорватия (Tomasic v. Croatia; 11.12.2003 г., № 21753/02).
В решении по делу Рутковского Европейский Суд фактически отказал праву охоты в признании существенным правом человека. Польская корпоративно-монополистическая схема предоставления права охоты через членство в общественном, формально неправительственном объединении, владеющем 90% охотугодий, подвигла высшую европейскую судебную инстанцию общей юрисдикции на формулирование правовой позиции, отказывающей гражданам государств – членов Совета Европы в защите их охотничьих прав.
Дискриминация охотников неизбежно влечет за собой дискредитацию охоты.
К такому результату приводят схемы, в которых государство передает общественной организации и угодья, и полномочия по наделению правом охоты. В СССР эта схема была апробирована в конце 1950-х годов. Журнал «Охота и охотничье хозяйство» по случаю первомайского праздника заявлял, что «в итоге октябрьских завоеваний Советская власть уничтожила все привилегии имущих классов и предоставила право охоты всем гражданам Советского Союза» (1957, № 5, с. 3). Однако тот же автор, который утверждал, что «каждый гражданин великой Советской державы получает право свободной, повсеместной охоты» (ОиОХ, 1958, № 3, с. 8), вскоре сообщал, что в Литве за 3 года из членов общества была исключена треть состава (5 тысяч человек; ОиОХ, 1959, № 9, с. 16).
В Латвии в ходе перерегистрации членов республиканского охотничьего общества, предпринятой (заметьте!) с целью «улучшения состава», было лишено права охоты (исключено) более 40% членов (ОиОХ, 1960, № 12, с. 4). В России, благодаря пространствам и менталитету, чисток не случилось, обошлось «политикой сдерживания» (см.: Дежкин, 1981).
И.С. Козловский и В. Мисюкевич писали в своей статье: «Польские охотники считают, что одной из лучших в мире охотничьих организаций является Польский Охотничий Союз». Понятна благодарность действительных членов ПОСа своему союзу за то, что он ограждает их клубы от этой пронырливой, назойливой, скандальной голытьбы. Рутковский утверждал, что настоящей причиной отказов были его низкий социальный статус и малые доходы. Это очень похоже на правду, раз четверть членов ПОСа – владельцы фирм и ферм.
Постоянный комитет Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) по окружающей среде, сельскому хозяйству, делам общин и регионов, рассматривая в октябре 2004 г. охотничьи проблемы, отмечал по поводу Восточной Европы следующее: «Охотничье законодательство, созданное в течение коммунистической эры, содержало много ограничений, относящихся к праву индивидуума стать охотником. Охота рассматривалась как способ расширения привилегий коммунистической номенклатуры. Действовало ограничительное законодательство, которое строго применялось к рядовым охотникам и которое систематически игнорировалось номенклатурой».
Россия может гордиться тем, что ни при царях, ни при генсеках не уподоблялась своим западным соседям, не делала охотничье неравенство граждан своей официальной политикой. Польской шляхте в привислинских губерниях и немецким баронам в прибалтийских владениях империи дозволялось законно угнетать охотников-крестьян, но на российские земли эта политика не распространялась.
Такие попытки, однако, предпринимаются сейчас. В конце 2006 года руководитель Охотдепартамента В.В. Мельников обратился к Министру сельского хозяйства А.В. Гордееву с просьбой поддержать представления Охотдепартамента о желательной модели организации охотничьего хозяйства России. Представления эти были бы просто смехотворны, если бы не их официальный характер. Например, модель США признается нежелательной, поскольку «до предела централизована на федеральном уровне». И это говорится о стране, в которой отрицательная позиция считанных штатов намертво блокировала присоединение к соглашению о гуманных капканах! Образцом для России признаются: Англия (видимо, имелась в виду Великобритания, потерявшая охоту на лис, а не будь королева охотницей, профукавшая бы и все остальное), Франция (унитарная страна с абсолютно централизованным управлением охотой), Германия (с ее жутким перенаселением, спровоцировавшим в прошлом веке две мировые войны, охотники которой – главные клиенты фирм, организующих выездной охотничий туризм), и восточноевропейские – Болгария, Польша и Чехия. Министр поставил визу: «Согласен».
Блажен министр, который верует в то, что его департамент способен переделать Корякию в Словакию. Вряд ли в такую перспективу способен поверить кто-либо еще. Единая, общенациональная охотхозяйственная политика России должна соответствовать нашим масштабам, разнообразию и федеративному устройству. Тем, кому уж очень не нравится Америка, необходимо учитывать хотя бы разнообразие Европы.
На том же заседании комитета ПАСЕ обсуждалась информация Генерального секретаря Федерации охотничьих и природоохранных ассоциаций Европейского Союза (FACE) И. Лекокка (Y.Lecocq), выделившего в Европе четыре модели охоты:
1) северные европейские страны – общедоступная демократическая форма охоты. Охота поддерживается всеми политическими силами, включая «зеленых». Один охотник приходится на каждые 20 человек;
2) страны Южной Европы – охота рассматривается как социальное явление. Один охотник на 40 человек;
3) англо-саксонские страны – охота считается спортом. Один охотник на 60 человек;
4) Центральная и Восточная Европа – устойчивые охотничьи традиции, особенно в отношении охоты на крупную дичь. Один охотник на 300 человек.
И. Лекокк, положение которого обязывает его к осторожности в выражениях, не назвал эти восточноевропейские традиции традициями сословной, элитарной охоты, традициями, при которых красная дичь простолюдинам недоступна, а охота вообще – труднодоступна. Приведенные им современные данные показывают, что традиции эти живы и пользуются официальной поддержкой в своих странах.
Охотдепартамент, желающий привить эти традиции на российской почве, формально заручился поддержкой министра. Думаю, А.В. Гордеев вряд ли отдавал себе отчет в том, что именно он одобрил. Думаю также, что россияне, родившиеся с любовью к природе и охоте, но не изведавшие страсти к деньгам и власти, вряд ли согласятся с тем, что им и их детям уготовано попасть в число тех 299 из 300 граждан, которым будет заведомо отказано в праве охотиться.
И еще. Хотелось бы предложить тем, кто в состоянии учреждать отраслевые знаки отличия, основать награду имени Роберта Рутковского, который ценою многолетних мытарств в борьбе с Польским охотничьим союзом открыл нам истинное лицо элитарных моделей организации охоты, и удостаивать ею организации и руководителей, делом укрепляющих охотничье равенство.
Комментарии (0)