Вот уже несколько лет подряд, как только к нам под Москву вернутся с зимовки первые грачи-путешественники, собираюсь я в дорогу и отправляюсь к себе на Север, где всю зиму ждут меня мой дом и мое озеро.
Из всех постоянных жителей нашей деревушки теперь остались лишь бабка Васина да ее смешная мохнатая собачка Белка, которые, пожалуй, не меньше меня ждут весны...
Озеро еще богато рыбой и о богатстве этом знают по округе, но как попасть сюда на весенний лед, когда в нашу деревушку нет сейчас никакой дороги. Правда, с другой, противоположной стороны подход к нашему озеру есть, но и там проберешься к таежной воде только на лыжах.
Вот так, через снега на лыжах, нет-нет да и наведываются в конец нашего озера, в Концезерье, самые отважные рыбачки, живущие в поселке. Доберутся они до льда, проделают с десяток лунок и оставят здесь свои самоловные снасти – «крючки» на налимов.
Налимов в озере много, они частенько обращают внимание на мою мормышку и мертвой хваткой останавливают ее игру. И тогда ты долго поднимаешь с глубины эту рыбу-бульдога, свернувшуюся почти в клубок и никак не желающую пролезать в лунку.
Бывает, что какой-то уж слишком отважный налим хватает вдруг и твою блесну, и тогда все повторяется, как в случае с мормышкой, только тут, когда леска потолще, ты действуешь куда смелей.
Но налимы не главная рыба – я обычно разыскиваю по весеннему льду наших пелусозерский окуней, темных с синевой от глубокой воды. На такую разведку-охоту отправляюсь всегда с утра пораньше, не задерживаюсь долго на одном месте, часам к одиннадцати обхожу почти все известные места, а к двенадцати – уже дома.
Вернувшись домой и затопив печь, обязательно навещаю бабку Васину и передаю ей часть улова – бабка потомственная рыбачка, и сама она до сих пор по летнему времени на удочку нет-нет да и подергивает окуньков, но зимой сидит без рыбы и, конечно, рада моим окунькам.
Вот так и живем мы почти целый месяц одни, без особых гостей, и только к самому маю, если к этому времени успеют сойти с дороги снега, могут заявиться в деревушку местные рыбачки, охочие до нерестовой щуки. Загомонят они, затрещат своими мотоциклами, расставят сети по ручьям и заливам – словом, устроят у нас настоящий базар. Но этот базар нас мало трогает, ибо охотники за щуками, что вот-вот явятся на свой нерест, здесь особо не задерживаются, а тем более у нас не ночуют: поставят-проверят снасть и айда в свой поселок.
Но так было до прошлого года, пока через наши леса не пробили по зиме временную дорогу-зимник из соседнего Каргополья. Уж не знаю, с какой целью открыли этот зимний путь, только почти тут же к нам в гости пожаловали ражие рыбачки аж из самой Няндомы... Сотни две километров отмахают они за ночь на каком-нибудь многосильном вездеходе, высадятся десантом в конце нашего озера, разбредутся шумно по льду, напотешатся, намусорят, напакостят прямо возле лунок по всему Концезерью, а к концу субботнего дня один за другим потянутся эти странники в нашу деревушку на ночлег...
Как-то сижу я уже совсем вечером в субботу за столом, записываю что-то в дневник, слушаю по приемнику последние известия, поглядываю на уже умиротворившийся огонь в печи – скоро ли, мол, закрывать трубу. И тут ко мне в дверь стук-грохот...
Не успел я ничего сообразить, как дверь настежь, и ко мне в дом без особого «здравствуйте», «можно ли войти» или на худой случай «пускай, хозяин» вваливается целый отряд-банда рыбачков с озера.
Ящики-заплечники – грудой на пол у печи. Тут же – полушубки, плащи и прочее спецобмундирование. А там к столу и на стол все, что припасено для ужина... И опять, не спрашивая ни о чем хозяина дома – вот так вот, просто отодвигая в сторону все, что у них на пути, и оккупируя подходящее им для ночлега пространство...
Словом, утром, после расставания с незваными гостями, долго прибирал дом... Нет, братцы, что-то надо менять мне в своем режиме субботнего дня, если не желаю, чтобы еще раз ввалился в дом такой кочевой отряд...
И выход их положения в конце концов я все-таки нашел... Уйду-ка я в субботу с утра пораньше на какое-нибудь дальнее таежное озеро и вернусь домой только в темноте, и пусть эти «рыболовы», прибывшие с озера к нам в деревушку, увидят дом на замке, а там и отправятся на постой к бабке Васине – она такими гостями обычно не брезгует.
Сказано – сделано, и в следующую субботу, встав на лыжи, чем свет отправляюсь на Кивозеро... До озера километров семь с небольшим. Ночью выдался крепкий морозец, и теперь у меня под ногами прочная ледяная дорога-наст. Но наст хорошо держит только на открытом месте, а в лесу, куда пока не шибко заглядывает солнце, ноги то и дело тонут в сугробе. Встаю на лыжи и один за другим преодолеваю холмы-грядки, поросшие кряжистыми сосенками.
Кивозеро я немного знаю. Здесь, где к самой воде подходит моя тропа, дно песчаное, чистое – совсем неглубоко.
Мормышка постукивает по дну – снасть для такой ловли у меня сейчас самая изящная: лесочка-паутинка и мормышка-капелька из вольфрама... Стук, стук, стук мормышкой по дну. Заглядываю в лунку и вижу: вокруг моей мормышки совсем небольшие окуньки – стоят, смотрят на нее, как зачарованные.
Отхожу чуть подальше от берега. Сверлю лунку, усаживаюсь на стульчик и снова посылаю в озеро мормышку. В конце концов сманиваю неплохого окунька... Ну, раз попался один, подожду и следующих.
Тишина. Ночной морозец еще не собирается совсем уходить с озера. Вот-вот покажется над стеной леса солнце. Ни ветерка, никакого голоса ниоткуда... И тут в звенящей тишине слышу вдруг, будто кто-то медленно поигрывает какими-то звонкими шариками-хрусталиками... «Чок-чок, чок-чок», – и так слышно, так явственно, будто совсем рядом. А потом хрустальные шарики останавливаются и вместо них доносится ко мне голос – «точение», хорошо знакомый почти каждому охотнику.
Конечно, совсем недалеко исполняет весеннюю песню глухарь-токовик. Это он сначала «чокал», а потом «точил» - пел, оповещая тайгу о своем главном весеннем празднике.
Не поднимаясь со стульчика, оставляю снасть-мормышку, сижу, не двигаясь, слушаю глухариную песню и стараюсь высмотреть среди сосновых ветвей самого знаменитого исполнителя...
Вот он... Небольшая коренастая сосенка совсем без вершинки, вместо которой в сторону вытянулся толстый короткий сук. И на этом суку, как на картине художника-анималиста, большущий глухарь-петух – будто литой, скульптурный, с высоко поднятой гордой головой. И «чок-чок, чок-чок», а потом следом «чищищищи»...
Что делать?.. Продолжать рыбную ловлю здесь, значит, двигаться, поднимать и опускать руки – глухарь обязательно заметит и улетит.
Пугать, беспокоить птицу не хотелось, и я, как во время охоты на глухарином току, стал двигаться только под его песню – «точение», когда птица вроде бы ничего не замечает вокруг...
Сначала, дождавшись «точения», собрал снасть. Под следующее точение осторожно встал со стула. Потом поднял коловорот. И под новое «точение» отступил немного в сторону.
Перестанет глухарь «точить», останавливаюсь, стою, как вкопанный, начнет снова точить, дальше продолжаю отход...
Наконец стена сосен скрыла меня от глухаря-токовика. Убедившись, что птица пока не заметила меня, направился к своим лыжам, оставленным на берегу. Здесь еще немного побаловался мормышкой – в конце концов к той первой моей лунке подошел окунек покрупней. И на неплохую уху рыбы я все-таки наловил. А там и собрался в обратную дорогу уже через раскисшие под весенним солнцем, вязкие снега.
К деревушке подошел совсем в темноте. Смотрю: дом у бабки Васины полыхает всеми окнами – значит, приняла бабка гостей. Значит, меня эти бесцеремонные рыбачки сегодня уже не побеспокоят.
Так и повелось: каждую субботу отправляюсь с утра пораньше в тайгу на какое-нибудь дальнее озеро и возвращаюсь домой уже в темноте, зная, что меня и в этот раз никакие незваные гости не навестят...
Комментарии (0)