Будет пусть твоей та сосна, что сенью

Дом венчает мой, да под ней тебя я

Кровью одарю кабана, что грозен

Сбоку ударом.

Квинт Гораций Флакк. К Диане


Уже вспыхнули первые очаги цивилизации, и о кабане наперебой заговорили письмена и сказания: Древний Египет, Междуречье, Парфия, Древняя Греция и Рим, Китай...


Египетский папирус всегда большая редкость, и, представьте себе, на одном из них египтянин, сокрушаясь и горюя, сообщает, что дикий кабан «срубил», как выражаются охотники, его любимого пса, а было это еще в III веке до н.э...

Отголоски уважения к кабану, как видим, сохранились и по сей день: у древних ариев он олицетворял бога Митру. Вот что гласит священная книга ариев «Яшт»:

Устремляющегося вперед,

Обладающего острыми зубами,

Мужественного, с острыми клыками,

Вепря, убивающего с одного удара,

Неприступного, когда он разъярен...

Так, один из героев Арианы, оплакивая отца, говорит: «О горе, отец-вепрь, кто подобрал твой шлем?» В парфянских сказаниях кабан символизировал героическое начало и воинственность: вепрь служил синонимом героя, бесстрашного воина.

Но еще в эпоху неолитической революции отважные охотники Востока посмели отловить диких поросят и принялись их одомашнивать. Это произошло в V–III тысячелетии до н.э.

Мясо свиньи и кабана было изысканным блюдом царей Парфии и Персии, вплоть до завоевания арабами (VII век н.э.). Парфянские и персидские цари азартно били кабанов и устраивали роскошные пиры – наглядным свидетельством этому служат, например, серебряные блюда с изображением сцен охоты, выставленные в отделе Востока Эрмитажа. Однако в то время, как вепрь почитался у персов как доблестный зверь, свинья у других народов считалась животным тупым и неразумным. На родине Иисуса, у иудеев (вспомните выражение из Нагорной проповеди: «не бросайте жемчуга вашего перед свиньями»), а позднее и у мусульман свинья получила клеймо нечистого животного; употребление ее мяса было запретным и считалось греховным.

И хотя у христиан не было предубеждений насчет свиньи, выражение «нечистый, нечистая сила» сохранилось. Недаром черта изображали с кабаньими копытцами.

Как же сформировалось такое «двоемыслие»? Вероятно, на родине трех религий, на Ближнем Востоке, существовал промысловый культ кабана, а также уже одомашненные хрюшки. Вепрь был священным животным, но на него охотились, как мы сейчас узнаем, боги, герои, цари, дворовая гвардия, охотники. Первосвященники следили за соблюдением запретов. Олицетворение храброго и свирепого воина, кабан тем не менее рыл и вспахивал почву, как истинный пахарь. К тому же свинья, дикая и домашняя, – плодовитая мать, и нетрудно было увязать этот образ с плодородием, вспашкой, сбором урожая, а также сделать священным заклание вепря при помощи магических образов – главное, холодным оружием... Вспомните наше «колоть кабана» – почти языческий праздник.

Итак, вредитель или благодетель? Экологи утверждают, что вред от кабанов не так уж велик; более того, кабан способствует заделке семян, что способствует возобновлению древесных пород. Большая польза кабана в лесовозобновлении очевидна при невысокой или средней плотности его популяции. Более того, он поедает личинок майского жука и прочих вредителей леса, а также снижает их численность на 30–40%.

Но это в лесном хозяйстве, а фермеры навряд ли пригласят такого «пахаря», большого любителя злаков в стадии молочной спелости. Кстати, домашняя свинья, заслышав «зов предков», быстро дичает.

Так, например, на острове Корсика живут одичавшие, беспородные свиньи, мало чем отличающиеся от кабанов. Для корсиканцев они являются объектом охоты, иногда их ловят и содержат в загонах, чтобы использовать впоследствии на мясо.

А когда арабы захватили в 856 г. соседний остров Сардинию, свинина стала «запретной». В конце концов хавроньи убежали в леса и горы и одичали. Бьют одичавших свиней и в других концах земного шара.

У древних германцев боевой шлем представлял собою стилизованную голову вепря; иногда его украшали клыками. Некоторые из древнегерманских кланов называли себя Вепрями... Подобные шлемы одевали древние британцы и греки – вспомните эту характерную, вздыбившуюся гриву «кабаньего» шлема у эллинов. Так, у русского поэта и переводчика Гомера Н.И. Гнедича не раз упоминается: «Снаружи по шлему торчали белые вепря клыки...». А вот как троянцы окружили Одиссея:

«Словно, как вепря, и быстрые псы,

и ловцы молодые

Вдруг окружают, а он из дремучего леса

выходит

Грозный, в искривленных челюстях

белый свой клык изощряя,

Ловчие вдруг нападают, стучит он ужасно

зубами,

Гордый зверь, но стоят звероловцы,

как он ни грозен, –

Так на любимца богов Одиссея

кругом нападали

Мужи троянские: он отбивался,

и острою пикой

Первого ранил...».

Бог охоты Мезытх у адыгейцев (черкесов) представлялся в образе кабана. Боги галлов превращаются в вепрей; индуистский Вишну иногда появлялся в образе кабана. Кстати, в древнеиндийском фольклоре выступает веприца Варанаси, а по-армянски Вараздат – дикий кабан (сравните славянское «вепрь»). Когда Зевс рос, охраняла его дикая свинья. Свинья была посвящена Деметре, древнегреческой богине плодородия.

Обстоятельно рассказывают о кабане и мифы Древней Греции. Надо оговориться, что многие из них представляют собою кочующие, вечные сюжеты Средиземноморья. Так, Осирис, древнеегипетский бог увядания и воскрешения природы, был убит кабаном или же злым божеством Сетом, братом Осириса, в образе кабана. Миф переиначили хетты, вавилоняне, финикияне и греки, и бог Адонис прозывался Аттисом или Таммузом, но смерть от вепря постоянно присутствует. По другой версии, кабан, напротив, вдохнул жизнь Адонису – зверь пропахал клыками древесную кору, и из ствола появился на свет Адонис; по очередной версии, бог-кузнец Гефест убил Адониса на кабаньей охоте – не иначе как из-за дележа спорного трофея, по третьей – сам Арес (Марс) в виде кабана бросился на Адониса.

Надо сказать, что отыскать «зерно» у древних мифов нелегко: разные толкования, иногда противоречивые, напластования времен...

Но послушайте миф об Адонисе и его смерти.

Так, согласно некоторым мифам, возлюбленная Адониса, богиня любви Афродита, и сама представала в виде дикой свиньи.

Вот он, короткий роман Афродиты и Адониса – печальный и жизнеутверждающий. Богиня любви и в самом деле не уступала богине охоты Артемиде. Она азартно била зайцев, косуль, ланей, оленей, но при этом избегала хищников и кабанов. Об этом же она умоляла Адониса, чтобы не случилось с ним беды. Отпуская его на охоту, Афродита постоянно заклинала помнить ее просьбу.

Раз гончие Адониса подняли огромного кабана и погнали его по лесу. Страстный охотник и любовник ликовал, радуясь будущему трофею: он и не подозревал, что это его последняя охота... Гончие выгнали зверя на ловца. Адонис всадил копье в тушу, но кабан нанес юноше клыками смертельную рану. Встревоженная отсутствием возлюбленного, богиня отправилась на поиски – ноги ее были изранены о колючки и острые камни; из капель крови Афродиты расцвели розы, а на скорбном пути Адониса – анемоны. Афродита постоянно оплакивала Адониса, и боги сжалились над нею: это он возвращается весной из царства мертвых, чтобы вновь воссоединиться с Афродитой, когда воскресает природа. Не его ли, Таммуза-Адониса, изобразили на печати-оттиске из Вавилона? Печать датирована VI–IV веками до н.э., и здесь воин-охотник бьет копьем свирепого кабана, целясь ему чуть ниже лба, в глаз.

Вернемся вновь в Элладу: кто же не знает мифа о Геракле – трусливый царь Эврисфей бесконечно дает богатырю поручения – то опасные, то унизительные, то грязные в прямом смысле слова... Кабан наводит ужас на округу, убивает путников, опустошает все подряд и укрывается под заснеженной горой. Царь требует уничтожить вепря. Одним лишь громовым возгласом выгнал Геракл вепря из зарослей и долго преследовал его до вершины. Кабан увяз в снегу. Геракл накрепко связал и приволок чудовище живьем пред очи царя – тот со страху спрятался в большой бронзовый сосуд.

Однако сюжеты нам любопытны тем, что тут, в сущности, ничего нет мифического, сверхъестественного... И в глубокой древности было понятие об охотничьей этике, и о правовой основе охоты: кто ранил первым или же кто добил последним, чья добыча?

В самом деле, кабан, даже мифический, выдыхается на глубоком снегу, хотя распространен до альпийской зоны гор (4000 м), и об этом хорошо известно зоологам: само распространение вепря ограничивает снеговой покров, свыше 30–40 см, никак не более 50 см.

Для него губителен наст. Охотились на него с копьем, с луком и стрелами или же, как упоминается в одном из мифов, обоюдоострой секирой. Гончие намного облегчают охоту с пикой, и при помощи верных друзей – собак и лошадей – даже с появлением огнестрельного оружия, она процветала кое-где вплоть до середины XX века.

Сюжеты древнегреческих мифов «осовременивались» живописцами средневековья. Так, один из школы Петера Пауэла Рубенса изобразил спорный трофей: гибель калидонского вепря, охотника и охотницу. У самого Рубенса есть «Охота на кабана». Здесь полотно созвучно этой эпохе.

На римской мозаике в музее этрусского искусства изображены два охотника, вепрь и собака – один заносит ту самую обоюдоострую секиру, другой колет зверя копьем.

Остроухая и гладкошерстная собака, в которой нетрудно признать одну из древнейших охотничьих пород – собаку фараоновую, или же ивисскую – «задерживает» вепря. Финикияне завезли собак на острова Средиземного моря и, вероятно, уже оттуда они попали в Рим.

И на вавилонской печати, и на этрусской мозаике, и на фламандской картине мастера разных эпох и народов изобразили ограничитель лезвия наподобие гарды, защищающий древко копья, где сам стержень служит противовесом.

Судя по эпиграфу, которым мы воспользовались, поэт Гораций сам охотился на вепря, жертвуя его Диане. «Грозен сбоку ударом» – точный, убедительный образ разъяренного кабана.

Прошло две тысячи лет после Горация, и современный русский поэт Андрей Вознесенский напишет такие стихи:

Он прет на тебя, великолепен.

Собак по пути позарезав.

Лупи! Ну, а ежели не влепишь –

Нелепо перезаряжать!

Он черен. И он тебя заметил.

Он жмет по прямой, как глиссер.

Уже между вами десять метров.

Но кровь твоя четко – весела.


Что еще почитать