Bесеннюю охоту по непонятным охотникам соображениям чиновной «стратегии» открыли с 11 апреля, когда в лесу лежал сплошной снег по колено и ни о каких вальдшнепах не могло быть и речи. Впору на «Буранах» или лыжах с флажками ехать за волками.
Восточная граница Пензенской области, где и расположен наш Кузнецкий район, пересекается возвышенностью Сурская Шишка, где есть высоты более 320 метров над уровнем моря. А раз выше, значит, холоднее воздух. (В Мордовском Канадее и Репьевке, лежащими в 60-70 км в сторону Сызрани по железной дороге, уровень местности ниже, и на две недели раньше вызревают помидоры с арбузами и дынями.) Кроме того, Кузнецкий район достаточно лесист, что и обуславливает более позднее таяние снегов весной сразу по двум перечисленным причинам.
Что с того, что в северных и восточных районах области разрешили весеннюю охоту с 11 апреля, а в западных и южных на неделю раньше, так как они степные, открытые и низменные? Возможно, где-то в западных и юго-западных районах области и были вальдшнепы, но только не у нас.
Первые два дня все стояли без выстрела, побросав машины на дорогах и в поле, добираясь до заветных полян пешком. Обычно в первый день открытия, выехав пораньше, егеря и помощники-энтузиасты поправляют солонцы и кормушки, но на этот раз к ним было ни пройти, ни проехать. Многие выезжали на тягу вместе с семьями, но кроме снега, грязи и мучений никто больше ничего не видел и не испытал. Гусь, правда, шел сотенными табунами на высоте зенитного выстрела, но мало какой дуралей решился на бесполезный картечный выстрел, а больше не в кого были целить. (У утятников свои проблемы: мало утки, и тоже не проехать к озерам и болотам.) Не шел вальдшнеп и в последующие вечера, и мы стояли пустые. Редко у кого за вечернюю тягу пролетал один или два вальдшнепа, а кто даже и хорканья не слыхал. Большинство охотников (и я в их числе) приезжали домой с чистыми нестрелявшими стволами и неистраченными зарядами «вальдшнепиного жемчуга» — семерки. Козулин с Ефимовым так и не выстрелили за весну ни разу. Редко-редко до слуха доносился чей-то одиночный или дуплетный выстрел неизвестно по кому: то ли и вправду по вальдшнепу, то ли по выпугнутой с лужи утке, то ли по налетевшим чибисам или прочей живности.
И все как один, недоумевали:
— Как же так! Взносы (и немалые, 300 рублей) уплатили, за пользование животным миром уплатили (100 рублей в сбербанк), за лицензии заплатили (правда, мизер — всего-то 15 рублей за вальдшнепа и за гуся), а дальше все на произвол судьбы. Мол, нате вам открытие, мучайтесь, ползайте по снегу, денежки-то тю-тю, уехали.
На работе, если б заставили так мучиться, жалобу в местком сразу бы накатали, а тут по доброй воле и по желанию ползли по снегам и мерзли на холодных вырубках. Не то что с нас, а, наоборот, нам нужно было доплачивать денежки за такие ползания маресьевские.
Неужели в такой области величиной с Португалию нельзя было разбить сроки охоты не на два, а на три этапа? Неужто нельзя было оставить в компетенции и на усмотрение бюро райохотобществ и районной инспекции открытие охоты? Всего-то десять мимолетных ускользающих дней! Самое бы время открыть в районе охоту с 18 по 27 апреля. И вальдшнепу самый кон, и березовому соку, и подснежникам. И детворе, будущим охотникам, и взрослым все было бы в радость.
Вальдшнеп мало-мальски пошел в последние два дня, и то ближе к полям. В глубине лесов его было мало. Стоял на тяге в своих местах, и за вечер прошло всего два вальдшнепа, но во время «вальдшнепиного часа» — тяги была слышна частая стрельба, и слух привычно отмечал: это у Комаровки лупят, это у Двухсемейки, а это, похоже, в самом заказнике, а это, еле-еле слышно, у Ясной Поляны.
Взял я за весну всего-навсего разъединственного вальдшнепа. И то Козулин с Ефимовым пошутили: «Король весенней охоты». Оскоромился, словом. Разговелся.
В последний вечер налетела небольшая артелька (голов в десять) гусей, распуганных где-то недалеко соколом. Мне как-то давно пришлось видеть, как сокол напал на гусиную ватагу в вышине, как рассыпался строй и брызнули в разные стороны гуси, как тяжело падал крылатым хищником битый гусь. И эти мотались над округой, отыскивая, по всей видимости, своих. Шли «в обрат», то есть на юго-запад, в отличие от направления всех гусиных стай, летящих на северо-восток. Шли низко над самыми вершинами жердевника. Стоял-то я на тяге, но, услышав «кагаканье», на слух сообразил, а руки сами выкинули патроны с семеркой на траву и выхватили два ноля в контейнере. Успел ударить под перо в угон и зацепил одного лапчатого. Артелька как летела, так и летит, возмущенно «кагакая», а подстрел пошел в вышину в направлении лета остальных. Смотрю во все четыре глаза, даже про вальдшнепов забыл. Метров через триста, а может и больше, гусь сломался в высоте и пал «с горки» на лес. Я туда, не спуская глаз с места падения. По пути то буреломину обходил, то лужу и как-то сбился с направления. Начал искать. Ближе, дальше, правее, левее, кругами, шире, уже, но, увы, не нашел. Уже стемнело. Искал с фонариком, но тщетно. Остался на ночь, зачехлив ружье (охота кончилась), благо спички с собой всегда. Спасибо деду Максиму за науку: «Не куришь, эт хорошо, а вот охотнику без спичек никак нельзя в лесу. Обязательно бери и без спичек в лес не ходи. Лес он и есть лес, спросит строго в случае оплошки».
Ночевал у костра, слушал филина и крики птичьих стай, спешащих на север. И гуси, и утки, и кроншнепы, и прочая мелочь. Утром продолжил поиски — гусь все же стоит того. Искал, кружил, но даже перышка не отыскалось. То ли завис мой трофей на дереве, то ли где прошел мимо, то ли лиса уж унесла добычу. Второго гуся вот так лишаюсь за свою охотничью практику.
Через два дня после закрытия поехал я в лес на то же место за березовым соком, который очень полезен для почечников, да и здоровым не во вред, поискал своего гуся, пока по капелькам копилась целебная для меня влага в пластиковых бутылках, не нашел. Остался и на тягу. Всюду тишина. Ни выстрела. Безветрие. Тепло. Дома, когда копал огород, увидел, что весь земляной червь уже поднялся в верхний слой гумуса, значит, и корм вальдшнепам легче искать. Не ахти как много за вечер, всего пять штук протянуло в разных направлениях, но и то хорошо после такой неблагоприятной зимовки и раннего открытия. Хоть послушал досыта «хорканье» и «цвиканье». На этом же месте в былые годы были более активные по количеству тяги.
По просьбе правления райохотобщества написал в облохотдепартамент «портянку»-обращение, где перечислил все «за» и «против», дескать, почему не спросить у лесников, егерей, охотоведов, опытных охотников о снежной обстановке в лесах? Что де в городе, да притом областном центре, сухо и пыльно, что женщины ходят нараспашку, по-летнему, а в поле грязь, в лесу снегу по колено. Многое чего я в той «портянке» перечислил и отдал в союз охотников для сбора подписей под этой «петицией». Как наберем подписей, отправим в область.
Старые прожженные вальдшнепятники, бывало, поучали нас, молодых, в свое время: «Вот кады по холодной сторонке улицы в туфлях можно будет пройти и не испачкаться, тады и за вальдшнепом, и за глухарем идти самая пора».
Да и поэты-классики не зря писали языком серебряной поэзии: «Лист с копейку! Отлично для тяги». С копейку! А не тогда, когда не проснулись еще березы и не пошло сокодвижение.
Для многих выезд на тягу — единственная весенняя охота и возможность вдохнуть вольного весеннего воздуха странствий после долгой зимы и болезней, постоять на памятной полянке, послушать тянущих вальдшнепов и певчих птиц, а если посчастливится, то и заполевать одного-двух красавцев долгоносиков, но по снегу и в холод какие же вальдшнепы?
На Пасху съездил за березовым соком, посмотрел, что и как в лесу, послушал-посчитал вальдшнепов на тяге, переночевал, походил по местам «былых сражений». Просто для себя. Ну а с конца мая начали ежегодный сезон учета вальдшнепа в очередном вальдшнепином «княжестве».
Комментарии (0)