Хотя поляны, по прямому направлению, расположены одна от другой не больше как на 2–3 версты, но, благодаря очень плохим тропам и ужасным подъемам и спускам на них, только хороший, привыкший к горам пешеход в состоянии пройти это расстояние в час времени. Ужасные дороги отбивают всякую охоту гулять по здешним местам, несмотря на то что местами представляются крайне живописные места.
Живя на посту и имея знакомых между турками-охотников, я слышал очень много рассказов про охоту на медведей и горных коз и баранов, но, кроме охоты на курочек, каменных куропаток, по местному — кеклик, мне ни разу не удавалось поохотиться ни на что. Турки часто жаловались, что к ним в деревни заходят по ночам медведи и ломают массу деревьев, обтрясая туту и груши. Недавно, рассказывали они, повадился один медведь ходить в сад, расположенный в самой средине деревни, и долго никак не могли его подстеречь и убить; наконец-таки подстерегли и убили. Медведь оказался очень большой, но мне не удалось видеть не только его тушу, но даже и шкуру.
Между здешними охотниками выделялся один мухтар (волостной старшина) Ариф-ага. Это был небольшого роста, коренастый турок, еще нестарый человек, замечательный ходок и стрелок. Он часто бывал у меня и, когда мы познакомились ближе и лучше, обещал устроить мне охоту на медведя. Прошло после его посещения уже около двух недель, а между тем, про обещанную охоту ничего не было слышно. Я уже терял всякую надежду на охоту, как вдруг однажды рано утром, сидя на терраске у своей хатки, увидел турка, быстро спускавшегося, почти напрямик, с горы ко мне. Я поднялся и пошел к нему навстречу, и когда мы сошлись, турок быстро сообщил мне, что мухтар ждет меня в с. Гуржане, что утром сегодня выследили и окружили в ущелье медведя и чтобы я, если хочу участвовать в охоте, поторопился идти туда же с двумя-тремя казаками-охотниками, но чтобы я много людей с собою не брал.
Собраться, взять с собой трех казаков с «берданками», захватить свое ружье, того же Бердана № 2, и отправиться в путь было делом нескольких минут. От желания поспеть на место как можно скорее я бросился с места в гору чуть-чуть не бегом. Казаки едва поспевали за мной. Но, увы, не прошло и получаса такой беспорядочно быстрой ходьбы, как я уже выбился совершенно из сил и едва дотащился до горного ручья, где и свалился на камень в полном изнеможении. Я не мог пошевельнуться от усталости, в ушах стоял звон и шум, а турок подгонял идти вперед, стращая тем, что медведь может не дождаться и уйти из ущелья, а между тем до селения было добрых еще часа два пути, и дорога что дальше, то все была хуже и хуже.
Немного отдохнув, мы тронулись снова в путь, и на этот раз, наученный опытом, я шел не торопясь. До селения, как я уже сказал, было еще добрых часа два пути, а солнце жгло невыносимо и скалы накалялись все больше и больше. На тропе, по которой мы поднимались, не было ни одного деревца или кустика и все вокруг было безжизненно и пусто; только одни цикады, по мере того как солнце сильнее припекало, надсаживались от крику, сидя на голых камнях, на самом припеке. Тропа вилась то по карнизу скалы, то круто, короткими зигзагами, поднималась на почти прямую скалу и, пройдя немного по относительно пологому подъему, снова начинала круто забираться все вверх и вверх. Обливаясь потом и тяжело дыша, поднимались мы шаг за шагом на гору, изредка останавливаясь у воды, чтобы хотя немного освежить пылающую голову и промочить запекшееся горло. К счастью, по дороге было вволю воды чистой, как слеза, и холодной, как лед. Во время отдыхов мы болтали между собой о предстоящей охоте, и из рассказов оказалось, что на медведя все мы идем в первый раз. Все были охотники и стрелки порядочные; охотились некоторые на коз, оленей и кабанов, но на медведя еще не приходилось ни разу никому охотиться. Болтая и смеясь, мы наконец подошли к селению и за ним, на небольшой поляне, увидали кучку людей. Их спокойный вид успокоил меня: я все боялся, что медведь уйдет и охота не удастся. Завидев нас, турки зашевелились, и из среды и отделилась и пошла навстречу коренастая фигура мухтара Ариф-аги.
— Аю вар (есть медведь)?! — крикнул я, как только увидел, что он может меня услышать.
— Вар, вар (есть, есть) — отвечал мне он, улыбаясь.
Посидев на площадке и отдохнув, пока собирались загонщики и остальные охотники, мы вдоволь поели прекрасных черешен и крупной сладкой белой туты и, наконец, довольно большой толпой тронулись из деревни. Сопровождавшие нас турки были вооружены крайне разнообразно, кто был вооружен кремневым старинным ружьем, кто новейшим «Генри-Мартини», а кто и просто шел с кремневым пистолетом, но все имели такой веселый и храбрый вид, что можно было подумать, что мы собрались на охоту за зайцами или другими неопасными животными, но никак уж не на медведя.
Удивляясь этому и начитавшись разных ужасов про охоту на этого зверя, я стал расспрашивать Ариф-агу про охоту на медведя. Оказалось по его рассказам, что вообще здешний медведь — зверь крайне миролюбивый, и нападений его, даже раненого, на человека почти никогда не происходят. Он говорил, что из всех тридцати штук медведей, убитых им, только один помял сильно турка-охотника, да и то потому, что ему загородили единственный путь отступления. Раненый медведь бросился вниз по ущелью, прорвался сквозь загонщиков и стал без оглядки удирать, но один из охотников бросился также вниз за ним, перерезал ему дорогу боковой тропой и стал прямо на тропу, по которой непременно должен был бежать раненый зверь. Так и случилось, и когда медведь показался, то охотник, подпустив его вплотную, в упор выстрелил, промахнулся и, не успев отскочить в сторону, был смят зверем, но отделался довольно дешево, потому что медведь, заслышав шаги приближающихся людей, бросил его и скрылся в скалах. Так что, вообще говоря, уверял меня Ариф-ага, охота на здешнего медведя почти совершенно так же безопасна, как и на зайца.
В таких разговорах мы не заметили, как поднялись на довольно крутую гору, лежащую позади с. Гуржан, и вышли на поляну между двумя крутыми и голыми скалами. Здесь турки остановились и после небольшого совещания разделились на четыре группы: одна, большая, часть пошла вниз, в обход скалы, и должна была гнать зверя вверх по ущелью; другая зашла немного влево, в обход скалы, и заняла проход, третья, наилучше вооруженная, и с которою отправились пришедшие со мною два казака, полезла прямо на скалу; а четвертая со мной, мухтаром и армянином пошла в обход той же скалы, забираясь все выше и выше. Пройдя с четверть часа по страшной козьей тропе, мы наконец подошли к почти отвесным скалам, на которых не было видно даже и признака какой бы то ни было тропы, и я недоумевал, куда мы дальше пойдем? Но мухтар, шедший впереди, скоро разрешил все сомнения. Забросив ружье за спину и цепляясь руками и ногами за неровности скалы, он стал подниматься вверх. Делать нечего, со страхом и замиранием сердца полез за ним и я, стараясь не смотреть вниз. И, покарабкавшись сажен тридцать таким образом, мы вылезли на что-то вроде тропы, по которой уже и пошли дальше, правда, придерживаясь за скалу, но все же шли, а не ползли на четвереньках. Почти выбившись из сил, через час после последнего привала вылезли мы на вершину скалы и, отдохнув немного, стали занимать места. Был уже час 12-й дня, но здесь, почти под облаками, было нежарко, и легкий ветерок приятно обдувал нас. Мне досталось место на самом краю скалы, позади небольшого дуба. Слева от меня уселся казак, правее — армянин-охотник с ружьем «Генри-Мартини», а правее его, на выступе скалы над нами, с таким же ружьем поместился и мухтар.
Продолжение следует.
*Лазистан – область на северо-востоке Турции, в пределах северных склонов Восточно-Понтийских гор, обращенных к Черному морю. В Средние века – был частью Грузии, вплоть до турецкого завоевания в 1578 году. В 1878 году Восточный Лазистан (включая город Батум) вошел в состав Российской империи, а центр османского санджака переместился из Батума в г. Ризе. После падения Грузинской Демократической Республики в 1922 году часть территории Лазистана в 1925 году вошла в состав РСФСР, а другая часть – в состав кемалистской Турции.
Комментарии (0)