Размах земли сибирской как магнит тянул к себе первопроходцев. Несмотря на опасный и долгий путь, российский люд стремился в Мангазею. Но сюда шли только смелые и отважные. Из года в год в начале осени в Мангазею прибывали караваны больших лодок и судов. В XVI и XVII века время вольного освоения севера современной Западной Сибири архангельскими поморами. В 1570-х на московском рынке лучшим сортом соболей, наряду с печорскими, почитались и мангазейские. Узнав о существовании такой вольницы, да еще неподвластной царской руке и налогам, в 1588 г. из Тобольска сюда был отправлен отряд стрельцов во главе с думным дьяком Федором Дьяковым — посланы они были по указу царя Федора Ивановича. Богатый край не мог долго оставаться вне сферы интересов государства. И в 1600 г. из Тобольска с целью основания городка-крепости на р.Таз были посланы князья Мирон Шаховской и Данила Хрипунов с сотней казаков. Судьба этой экспедиции была печальной – они попали в шторм на Тазовской губе и несколько кочей было разбито. Уцелевшие подверглись нападению воинственных ненцев, отбросивших тобольцев назад к Оби. В следующий, 1601 г. новый отряд Василия Мосальского и Савлука Пушкина все-таки поднялся по р. Таз и в начале лесной зоны, на месте промыслового зимовья, поставил Мангазейский острог.
О строительстве города Мангазеи в новоосвоенной земле издал указ Лжедмитрий I. То были времена великой смуты. Страшный голод поразил Россию в 1601—1603 гг. Тысячи беглых крестьян хлынули на север. В 1606 г. воевода Давыд Жеребцов и письменный голова Курдюк Давыдов прибыли на реку Таз, где уже стоял острог. В летописи соборной мангазейской церкви Святой Троицы того времени есть такая запись: «...зарублен город на месте острога Мангазеи на Тазу реке, три церкви, гостиный двор и «государевы житницы» — склады». Поскольку строительство шло на вечной мерзлоте, фундаменты домов возводились на слое замороженной щепы, прикрытой сверху листами бересты, чтобы в замороженный слой не проходила талая вода. А домов в городе было не меньше пятисот.
Богатство этого края как магнитом притягивало людей – каждый год несколько караванов за короткую летнюю навигацию приходило сюда с запада. В Мангазею везли продукты, металлические предметы, обменный материал для местного населения (ножи, зеркала и бусы). Назад кочи уходили на следующий год, после зимовки, нагруженные мехами. Меха весили гораздо меньше, поэтому нередко из трех пришедших кочей один продавали в Мангазее – многие постройки города были сделаны из кочевых досок и бревен.
Острог стоял на высоком холме. Там располагались воеводский двор, съезжая изба (в которой велись дела) и тюрьма. Вскоре около него стал образовываться посад – избы промышленников, амбары, ремесленные постройки. Посад стоял в стороне от острога. Оказалось, что такая мера оправдала себя, когда за стенами северного «кремля» прятались и посадский люд, и воеводы, и государевы служаки. А таких ситуаций было немало. То воеводы не поладят друг с другом, и тогда Мангазея делилась на два лагеря: один «стенкой» ходил на другой, а противнику удавалось прятаться за стенами «кремля». То восстанут инородцы, недовольные размерами ясака, и войском идут на русский оплот в сибирском Заполярье. Тут уж не до взаимных распрей, и уже все население скрывалось за стенами острога. Иной раз «сидеть» приходилось по нескольку месяцев, пока не подоспеет отряд стрельцов из Тобольска или Березова и не утихомирит инородцев.
К 1610 г. острог был заменен деревянным кремлем с четырьмя угловыми башнями и одной проезжей. Мудрые строители отделили его от посада свободным от строений 40–50-метровым полем, что впоследствии спасло посад от пожара в «кремле», а «кремль» – от пожаров в посаде.
Несмотря на трудность, в заполярных условиях русские первопоселенцы разводили кур, коров, лошадей. Здесь процветали ремесла: было налажено железное литье, изготавливалась деревянная и глиняная посуда, шились кожаные вещи, плелись сети. О цивилизованной жизни в заброшенном под самый полюс городе говорят и находки фрагментов башенных часов, видимо, установленных на одном из городских соборов – церкви Троицы или на общинном храме Успения. Улицы посада были замощены досками, что для заполярных русских поселений в то время было несомненной редкостью. Главным занятием большинства мангазейцев были пушные промыслы, на которые они уходили с осени и возвращались к весне. В свободное время мангазейцы играли в зернь (кости) и даже шахматы. Правда, борьба с азартными играми (в число которых шахматы тоже входили) в то время велась едва ли не более жестко, чем в наше время: играть можно было только в банях или специальной избе на окраине посада. К нарушителям этого порядка применялись различные наказания, а сами предметы игр отбирались и сбрасывались в специальную яму около приказной избы. Эту яму и нашли при раскопках, результатом чего явилась крупнейшая коллекция средневековых шахматных фигурок.
По разным данным, постоянное население Мангазеи составляло до 1200 человек, причем зимой оно, как минимум, удваивалось за счет зимующих между походами с «большой земли» и обратно. Десятки кочей из разных городов стояли вдоль берега р.Таз, по ее притокам – Ратиловке и Мангазейке (Осетровке). Сбором ясака с местного населения и податей с купцов довольно ощутимо пополнялась московская казна.
Из Обской губы и Тазовской приходили грузовые кочи водоизмещением до 90 тонн и более. В год мангазейские пристани и рейды принимали по нескольку тысяч кочей. Сюда всеми правдами и неправдами стремились попасть купцы из стран Западной Европы, чтобы закупать искрящиеся на солнце сибирские меха, шкуры, ворвань, моржовую кость и другие товары, минуя посредников. Иностранцы, наняв местных штурманов, прибывали сначала в Пустозерск на Печоре, а потом пересекали Ямал по уже известному волоку «недели на три ходу». Столько же надо было плыть до Оби на веслах по реке Зеленой, а там до Мангазеи — еще неделя ходу. Трудный путь, но он был все-таки короче, чем южный «чрезкаменный», то есть через Средний Урал. Но в 1619 г. по указу царя Михаила Федоровича мангазейский морской ход был запрещен, особенно (под страхом смертной казни) для иностранных кораблей. Что послужило такому резкому изменению в отношении казны к первой сибирской вольнице, доподлинно установить невозможно. Ведь чтобы забросить хорошо защищенный город, с таким трудом возведенный среди болотистой тундры, нужны были веские аргументы.
По-моему, «главной виной» Мангазеи были ее богатства, в первую очередь меха, затем кость, рыба, а государево решение запретить мангазейский морской ход явилось ответной реакцией на бесконтрольные плавания англичан и голландцев в Белом и Баренцевом морях и беспошлинную торговлю с поморами. Ведь пошлины от внешней торговли в начале XVII в. составляли значительный источник пополнения государственной казны. Из России в те времена традиционно вывозились все виды мехов, лен и пенька, смола и поташ, мед и воск, войлок и кожа, льняное и конопляное масло, семга и икра. Особую ценность представляли канаты и мачты, которые шли на оснащение флота и даже в Англии, владычице морей, считались лучшими. Сибирские соболя служили особой статьей экспорта, и цены на них были постоянно высокими. Россия была крайне заинтересована в установлении контроля над внешней торговлей.
Запрет морского плавания изменил условия существования города. Пришлось налаживать снабжение с Оби, из Верхотурья и Тобольска, удлинился и усложнился путь к Мангазее. Со временем проблемы были решены, и этот северный «непашенный» город снова стал снабжаться так, как снабжался сам Тобольск: удивленные археологи находят ямы, забитые скорлупками лесного ореха (лещины), сливовыми и вишневыми косточками. Впрочем, вывозить «мягкое золото» стало менее выгодно, и впоследствии этот фактор сыграл свою роль в истории Мангазеи.
Запрещение Мангазейского морского хода значительно снизило возможности развития далекого от западносибирской вольницы Поморья, отрицательно отразилось и на уровне поморского мореплавания. Изменило это и судьбу Мангазеи, некогда прозванной за свои богатства «златокипящей государевой вотчиной». Город стал утрачивать значение русского форпоста в сибирском Заполярье, а сильный пожар 1643 г. довершил упадок Мангазеи, почти полностью уничтожив поселение. Указом царя Алексея Михайловича в 1671 г. город перестал существовать, а центр уезда был перенесен в Туруханск — «Новую Мангазею».
Вопрос об изменении маршрута на Мангазею и Туруханское зимовье был особенно актуальным в 40-х годах XVII в., когда из-за серии катастроф на море в течение нескольких лет к Мангазее не смог пробиться ни один коч, в том числе и казенные государевы. 18 августа 1642 г. под «Черными горами» разбило все кочи большого каравана, направлявшегося из Тобольска; едва не погиб ехавший в Мангазею воевода князь П. Ухтомский. Часть спасшихся торговых и промышленных людей зимовала на р. Пуре и к «великому заговению пришла нартяным ходом» в город. Другие пошли с Пура к месту кораблекрушения для спасения хлебных запасов и своих товаров, а четырех человек-«сторожей», зазимовавших у хлебных запасов, вырезали самоеды; были умершие и от цинги. Три года подряд суда не могли доставить продовольствие до Мангазеи, а ведь ее «беспашенное» русское население питалось исключительно привозным хлебом. Не изменилась эта ситуация и в 1650-х г., когда число казенных государевых кочей снизилось. А те, что приходили, имели на борту всего по нескольку человек промышленных людей: уже никто не хотел ехать в «златокипящую» за рухлядью. Терпение тобольских властей, в чьем подчинении находилась Мангазея, закончилось в 1667 г., когда после очередной катастрофы в «Тобольском» море погибла перевозимая государева соболиная казна (собранный с инородцев ясак). Тогдашний тобольский воевода П.И. Годунов своей властью распорядился о полном прекращении морских поездок в Мангазею, о чем и сообщил государю. Возникший на водных путях торговый центр, так и не оправившийся от губительного пожара 1643 г., по приказу царя Алексея Михайловича был упразднен. Само место, где некогда стояла «златокипящая царская вотчина», забыли, пока в 1900 г. на него случайно не наткнулись геологи.
К тому времени на городище можно было увидеть лишь остатки стен и одну башню. Сейчас на месте Мангазеи – покрытая редкими деревьями и высокотравьем поляна. Нетронутые археологами обвалившиеся здания посада образуют небольшие холмики, внизу которых под травой можно обнаружить не сгнившие еще бревна нижних венцов срубов. Мангазея прожила короткую для города жизнь – всего 71 год. В истории северного мореплавания ее роль была просто огромна. Мангазейский морской ход – первая полярная магистраль, связавшая по Печорскому и Карскому морям через волоки Ямальского полуострова русское Поморье и реки «инородческого края» – Обь, Таз и Енисей.
Но как ни коротка была жизнь Мангазеи, ее жители все же вошли в историю освоения Сибири. Благодаря им началась первая волна первопроходческих экспедиций на Енисей и Лену, на восток Таймырского полуострова, в глубинные материковые области региона. Опасность морского пути из Оби в Мангезею и из Мангазеи на Енисей, главным образом из-за коварства судоходства по Обской губе, заставила очень рано искать новую дорогу на восток. В 1630 г., еще в бытность города, мангазейский воевода Г.И. Кокорев попытался обследовать путь через Елогуй, а несколько позднее, в 1635 г., воевода Б.И. Пушкин и дьяк Пятой Спиридонов захотели воспользоваться путем, которым туземцы, самоеды, ходили с Таза на низовья Оби прямиком через тундру. Попытка Пушкина обследовать эту «прямую» дорогу для установления «быстрой связи» с Тобольском и Москвой, закончилась печально: посланные гонцы-разведчики были убиты воинственными юраками.
Во время расцвета этого центра освоения Сибири для большинства промышленников Мангазея являлась лишь временной стоянкой по пути на Енисей и Тунгуску. Прибыв осенью в Мангазею, они дожидались лишь весны, чтобы идти на Енисейский волок. От Мангазеи на Енисей путь шел вверх по р. Тазу и далее по притоку его Волочанке в «Круглое озеро», затем – «россохами» и «режмами» добирались до волока. По мелководным «россохам» можно было перетаскивать лодки только ранней весной. Позднее приходилось прибегать к помощи «прудов, парусных и земляных», т.е. искусственных запруд. Таким способом добирались до так называемого «енисейского волока». «От креста до креста», т.е. между конечными пунктами волока, считалось сажен 700 или верста. «А волока сухого с озера на озеро, куды носят всякий запас, верста места есть или больше, да и по тому месту есть места мокрые». Через волок груз переносили на руках или переволакивали «на тележках», а каюки перетаскивали «десятью человеки» каждый. Перевалив через волок, вступали опять в болотные режмы, россохи и озерки, и «...те топки, по озеру и близ озера идти не мочно». Общую картину этих болот и россох дает отписка мангазейского воеводы князя Петра Ухтомского в 1646 г. «А из Туруханского, государь, до Мангазеи путь дальний, нужной... ездят малым рекам и по режмам по таковым, что мало в тех режмах и воды живет, да на том же, государь, туруханском пути, с енисейской стороны на здешнюю мангазейскую сторону, на другое озеро, есть волок сухой с версту места, а режмами с обе стороны волоку ходу есть верст с 20, и теми, государь, режмами карбасы волочат порожние и сами ходят берегом пеши, потому что теми режмами путь бывает сух и безводен, а подле режмы грязь и болотина, и по тем, государь, режмам путь – грязь да вода». Из «режм», через «Подволочное» и три других озера, попадали в Волчанку, другой приток Турухана, а уж из него – в Енисей. Общая продолжительность пути от Туруханского в Мангазею определялась в 2–3 недели, а в обратном направлении – от 2 до 4 недель.
По условиям передвижения по «мелким и узким речкам» и по «озерам мелким и топким» этот «путь самый нужный за волок» был возможен лишь весною или раним летом, т.к. к осени «речки малые водою гораздо мелки» совершенно высыхали. Зимой существовал «лыжный» путь; ездили также на оленях и на собаках, потому что «конной дороги никогда не бывает». Местность была настолько пустынна и безлюдна, что можно было заблудиться. Поэтому в 1654 г. мангазейский воевода Игнатий Корсаков распорядился устроить правильный тракт: «из Мангазеи на Турухан лесом тес тесать и по тундрам чумы ставить и дороги утверждать, чтоб та дорога вперед была прочна и стоятельна... а вперед по той дороге можно ходить всяким людям... без вожжей». Проведение такого «шоссе» обошлось царской казне в смешную сумму – 2 рубля 20 копеек. Этот путь на Енисей в первой половине XVII в. оставался излюбленной дорогой архангельских промышленников. Именно он, по сложившейся в XVII в. традиции, оставался единственным путем на Енисей, когда еще о южном маршруте не помышляли.
Следующим этапом освоения русскими севера современной Сибири были экспедиции на восток и дальнейший переход – с Енисея на Лену. Едва был поставлен Енисейский острог, как уже в 1619 г. енисейские служилые люди сообщали в Тобольск со слов туземцев про безымянную реку, «что-де та река велика»: «...от Тунгусского острогу ехать до волоку 2 недели, да тем-де волоком идти два дня до великой реки», т.е. в Лену. Тотчас же с Енисея начались экспедиции служилых людей на Верхнюю Тунгуску и на ее притоки, а оттуда – волоком на верховья реки Куты, впадающей в Лену. Одновременно шли походы из Мангазеи – с Нижней Тунгуски на Вилюй.
Таким образом, в 20-х гг. XVII в. русские не только проведали два пути с Енисея на Лену, но и подчинили живших на них инородцев, а начиная с 1630 г. уже повели планомерное обследования обоих путей. При первом же знакомстве с Леной выяснилась возможность проникновения на эту реку двумя путями – южным, связывающим Енисейск с Якутском, и северным, шедшим из Мангазеи или, точнее, из Туруханского острога. Общая продолжительность прохождения южным вариантом, по «росписи» воеводы П. Головина, основанной на его собственном опыте, – около 9 недель. Фактически же требовалось гораздо больше времени, так как в «ходу... мешкота за судами и за порогами»; на порогах приходилось стоять подолгу, на иных – недели по две. Василий Пушкин в 1645 г. «за поздним водяным ходом» затратил на прохождение этих тогда мало известных дебрей от «Енисейска до Ленского волоку 13 недель без двух дней». В виду важности Ленского волока енисейские служилые люди уже в 1630 г. построили на нем острожек, впоследствии Илиский острог, который обеспечивал русским господство на пути с Илима на Лену.
Северный путь с Енисея на Лену шел по притоку Нижней Тунгуски – реке Титее. С верховьев Титеи в течение двух дней весной или пяти – летом двигались волоком и выходили на р. Чурку, впадающую в Чону, приток Вилюя. По Чурке спускались с большим трудом из-за ее мелководности, потому что это «речка малая, а не судовая, только-де большая вода живет весною от снегов». Отсюда – в Чону, из Чоны – в Вилюй, а уж из Вилюя – в Лену. Этот путь был актуален лишь до той поры, пока Мангазея оставалась крупным центром соболиных помыслов. Им ходили на Лену промышленные люди в поисках новых «соболиных мест» и мангазейские ясачные сборщики для сбора ясака с инородцев. Он же служил до 1640 г. для военных экспедиций, посылаемых на Лену из Тобольска через Мангазею. С основанием Якутска и подчинением всех ясачных земель по Лене и ее притокам ведомству якутских воевод роль Вилюйского пути в деле объясачивания ленских инородцев и сбора с них ясака отпала сама собой. Вместе с тем в Якутске создавался новый промышленный центр, с которым уже не могла конкурировать Мангазея. Но и в 40-х, и в 50-х гг. XVII в. промышленные люди, «которым промыслы не удались», продолжали ходить из Мангазеи «на новые на Вилюй и на Лену реку» в поисках «мягкой рухляди»...
С Лены же, с ее обширной системой проток, открывались новые маршруты по еще более необъятной, чем Западная и Центральная Сибирь, Восточной. Познав опыт мангазейцев, русские первопроходцы двинулись на «дальние заморские реки» – Индигирку, Яну, Колыму, Анадырь. Отсюда же был найден путь к Восточному (Тихому) океану, на реки Амур и Охоту...
Вот мы перевернули еще одну страницу отечественной истории, на сей раз связанную с открытием и освоением арктической транспортной магистрали, ставшей прообразом Северного морского пути – уникального научно-технического проекта, реализованного в СССР в 1930-х гг. и отпраздновавшего в 2006 г. свой 75-летний юбилей. Идя «встречь солнцу», новгородские ушкуйники, а за ними беломорские поморы первыми из европейцев перевалили естественную границу двух частей света — перешли из Европы в Азию. Они основали здесь торговый город – Мангазею, который стал первой базой для дальнейшего продвижения в азиатские просторы — на восток, к Тихому океану.
Комментарии (0)