Изображение Лайки, такие разные
Изображение Лайки, такие разные

Лайки, такие разные

На днях из одной деревни заехал к нам мой старый товарищ. Хозяин лайки. Его кобель – брат моей Дуськи. Им сейчас по семь лет. Оба мы заядлые собачники. Оба промышляем куницу.

– Как сезон, Сережа? – Нормально. Семнадцать штук. – Здорово! У меня только семь. – Ты что, Витек, все капканами? – Ага. – А зря. Я с твоей собачкой тринадцать добыл. – Так у тебя, Серый, ведь тоже две собаки? Как они работают?

– Твой, как более опытный, уходит по следу, а молодой со мной. Старый залаял, мы к нему. – Молодцы! А Моя Дуся все зайцев ловит. – А вторая? – Нашла раз куницу, что с капканом, бегала и все. – Маловато, – сказал Серега и уехал.

Я ходил по комнате и причитал – тринадцать штук, тринадцать штук. Вот почему я поехал в Питер за другой лайкой. Ехал я туда за кобельком, но опять досталась сучка. Она с родословной и тоже западно-сибирская лайка. Экстерьер хороший, и все при ней. Она всю зиму была со мной на охоте. Снег у нас навалил только в марте, вот мы и пользовались малоснежьем, но до зимы мы прихватили весну, лето и осень.

Лето: дожди, грозы. Тринадцатого июня мы ушли с Катей на болото. Там был выводок крякашей, но без старки. Оставили его в покое. Зато на другом болоте нашли выводок чирят с маткой. Старка загоняла Катерину вусмерть. Какие уроки для щенка и уток. Там было пять выводков. Подождем, когда они встанут на крыло.

Двадцатое июля: поспела земляника, утка на крыле, но не вся. Катерина в поиске. Дуську брать нельзя – передавит всех. Молодняк бестолковый, летать может, но с испугу забивается в кусты. Конец июля: ездили с Катей на мой дальний путик, где бобры строят плотины, каналы. Рядом живет семья кабанов, есть лоси. Катерине пять месяцев. Она готова жить у бобров в хатке. Я такое не допускаю. На этом промысле нужна тишина. Бобры мал-мало соображают.

Домой мы спускались по реке Стреж. Там снова бобры, прямо в деревне. Катерина пошла по их тропам. А там... Мать честная!! Домашние гуси! Штук пятнадцать! И Катерина в середке. Боже! Спаси и сохрани! Ура! Какая Умница! Меж гусей и сразу в нору бобровую. И заметьте, все в полной тишине. Будь на месте Катерины Дуська первая, что кур давила – картина страшная. С Катей тишина. Плавает себе, одни ушки торчат.

Последние дни августа: первые утиные охоты, они почти скучны и мало результативны. Обмелевшая река с высохшими озерками и старицами. Мелиорация бесполезная и губящая. Щемящая грусть, да и только. Катя в щенячьем возрасте и еще не обстрелянная. На арену выходит зрелая Дульсинея. У костра сидят две собаки, и два охотника. Светает.

– Пошли Витя, говорит брат, и мы тихонько трогаемся в сторону реки. Дуська на поводке. Крадемся на цыпочках. кря, кря. – Суматошное, запоздалое. Пошли веером штук двадцать. Мы ударили три раза. Нашли двух, а третью принесла Дуся. Дошли до старицы. Она подковообразная, вся ольхе и иве, но Дуська выставила одну на Сашин ствол.

Утка комом пала на берег реки в густые заросли крапивы и борщевика. Мы с братом начали вытаптывать, искать. Топчу и думаю. Странно, а где собаки? Саш, утка точно сюда упала? – Да, я удар слышал. Слышал, но собак то нет тут. Пошли на Стреж. В реке, под крутым берегом плавала, Дуся. Значит, утка здесь.

Вот Саня тычет стволом в круги на воде: мол, смотри. Показывается голова утки, а рядом Дуськин нос. Ружья молчат, и вертится наша лайка на чистом месте. Нависшие над водой кусты ивы не дают собакам пробиться к берегу, где под корягой желанная добыча. Дуське, видно, надоела эта охота и она уходит в дальнее плаванье. Ее уши уже за сто метров.

Но Катерина продолжает ивовый штурм. Вот она с грехом пополам вскарабкалась на ивовые прутья, перебежала по ним до коряги и ушла с головой в воду. Секунда, и, вынырнув, подранок уходит, шлепая крыльями. Мы за ружья, а там опять Дуська. Так и бросили.

В сентябре идем с Катей по реке рано утром. Тихо. Шумит перекат. В его воронках кружатся листья, бобровые огрызки, словно кости. А где же Катерина? Я делаю шаг вперед, и тут же от тихого «кря» замираю на месте. Утки! Место неудачное. Поваленная бобрами осина лежит на обоих берегах, ее громадные ветки, словно руки индийского бога, раскинулись по сторонам. Делаю два мелких шага и вижу Катю. Она осторожно ходит по галечнику и пасет парочку уток.

Удивительно! Ни тяв, ни гав. Ну, гони ты их на меня. Она будто слушается и бежит к уткам поближе. Те, естественно, плывут ко мне, но палки, сучки, коряги не дают мне толком прицелиться. Видать, парочка засекла мою фигуру, и взмыла вверх. Утки ушли на запад, а я, зная, их развороты, все ждал. Так вот они! Идут над чистым полем, я ударил только раз, и крякаш, кувыркаясь, пошел к земле. Сжимая круги, я тихонько вел поиск. Чисто и не могу найти. О! Катерина! Ты, кажется, нашла? Лайка стояла над притаившейся уткой, крутя калачиком хвоста. К концу сезона стало ясно, что Катерина по утке работает на «отлично».

Так незаметно пролетел листопадный сентябрь, и начался мой любимый месяц октябрь. Начало бобрового промысла. Занятие в смысле заработка, почти минусовое. Работы много, толку мало, только ради неведомых встреч. Что там за поворотом реки? Или кто это? Бобр, выдра, норка? Думаешь, что пенек, а он бултых, и нет его.

Душа от радости поет. Встречи просто незабываемы. Притом, ты натаскиваешь щенка, а это значит много. Тут без любви не обойтись и не надо стесняться этого. Я люблю собак, и этим все сказано. Еще в потемках мы с Катей пробирались по Каменке: хмель, крапива, бурелом. Все это спутывало ноги. Катя, чистя «шпоры», поднимала голову, и спрашивала: «Сусанин! Куда ты завел?» Наконец, пошли бобровые разработки, их укатанные и широкие тропы, вылазы, спуски. Будто на корыте ездили.

Катерина словно сошла с ума: то к воде, то к погрызам, то на тот берег. Однако хватит, – решил я, и взял щенка на поводок. Скоро капкан, он поставлен на мели. Капкан, двухпружинная тройка, в петле реки, где от русла до русла всего метр. Зачем огибать, решили бобры и двинули прямо. Накатанный выход – спуск – так меня околдовал, что я решил ставить тут у этой «катушки». Правда, очень мелко.

Но голь на выдумки хитра, привяжем потаск. Бобр попадется и потащит чурку на глубину. Так и сделал. Вот мы с Катей у этого места. Из трех предметов – ничего. Нет бобра, чурки, капкана. Давай, Катерина, проверим. Мы почти ползли вдоль берега. Гнилые, сваленные ветром деревья лежали на пути. В омуте, что был подальше, чего только не плавало. Попробуй отыщи!

Со мной лайка. Спущенная с поводка Катя спустилась под берег и, сунув нос в чурбаки, закрутила хвостом. Даже при этом раза два тявкнула. Наш трофей был весом в сорок килограммов. Таких я больше не вылавливал.

Коротко я рассказал про уток, белок, про куниц. Но были на наших охотничьих тропах звери и покрупнее. Это лоси. Особой натаски на этих копытных не требуется. Просто бывайте с вашей собакой чаще в лесу, и если есть там эти звери, то она сама покажет, на что способна. Молодая лайка, впервые увидав это чудо, будет гонять его до сумерек и дольше.

Такие собаки даже нередко теряются. О них можно сказать по-разному. Вязкая или дурная. Умная и азартная быстро усвоит, что гонять эту корову ей не надо. Так как хозяин коровой не интересуется. Есть у нас еще промысловые звери. Полуводные. Есть выдра, и норка, ондатра, на худой конец. Все перечисленные звери были на нашем пути, и мы их добывали.

Выдра случайно залетала в бобровый капкан, иногда налетала и на собачьи зубы. Ружейная охота с лайкой на норку чем-то схожа на кунью охоту. Те же летящие километры по замерзшей реке, те же ухабы и рытвины. Также иногда вы рубите то гнилую колодину, то целое дерево, да и выкуриваете зверьков почти одинаково.

А горящие глаза вашей собаки! И ваше выскакивающее сердце и захлебывающееся дыхание... Все говорит о том, что эти охоты заразительны и эмоциональны. Приобретайте лайку, и вперед, на охоту!
 

Что еще почитать